Понятие «цветок и песня» на науатле обозначается одним сложным существительным и употребляется как метафора искусства. Ацтекские мудрецы учили, что цветок и песня – это единственные сущности в жизни, которые истинны и вечны: они продолжают жить, когда все остальное умирает. В таком расположении духа мы купили красные и оранжевые амариллисы, цветущие розовым лианы для беседки, а также различные приправы.
Пока мы вместе с Рикардо обустраивали этот дом, стоя на коленках в садике на крыше и пересаживая новые растения в горшки, вручную раскрашенные белым и голубым, я впервые за все время своего пребывания в Мексике осознала, что это действительно мой дом. Пусть мне нравилось жить в квартире в Ла-Рома, но это всегда была квартира Октавио, и я чувствовала необходимость свести признаки своего в ней присутствия к минимуму.
Теперь, когда я жила вместе с настоящим мексиканцем, я могла всерьез заняться своим испанским, в котором мои успехи до сих пор были невелики. Хотя у меня не было проблем с общением на бытовом уровне, я по-прежнему не могла говорить свободно. Слова как нарочно прятались в темные уголки моей памяти как раз в тот момент, когда они были мне нужны. И я знала, что тонкости языка, такие как ирония, сарказм и каламбуры, просто пролетают мимо меня. Но все должно было измениться очень скоро благодаря одному жесткому правилу: никакого английского в нерабочее время. Это значило, что на английском не должно быть ничего, не разрешалось даже читать книги и писать письма по электронной почте на этом языке.
Рикардо страстно любил готовить, и мы обычно вместе ходили на рынок за продуктами. Он научил меня готовить «Кальдо Тлальпеньо» – суп с авокадо, курицей, луком, лаймом, кориандром, выпеченными тортильями, сметаной, чили каскабел и чили гуахильо. Я попыталась сделать для него тайское зеленое карри – тайская кухня практически неизвестна в Мексике. Но после того, как я целую неделю собирала ингредиенты по темным китайским оптовым складам и отдаленным рынкам, результат едва ли оправдал ожидания.
— Пахнет заманчиво, – заметила наша хозяйка Кармен, заглядывая в окно нашей кухни.
— Почему бы вам не зайти к нам и не попробовать? – предложила я, хотя знала, что она откажется.
Кармен всегда уважала наше право на частную жизнь, несмотря на то что мы жили очень близко друг от друга, а она была совершенно одинока. Однако частенько случалось так, что у меня захлопывалась дверь и я не могла войти в дом, и тогда она приглашала меня в свое просторное жилище, в котором пахло кошками и ветшающей кедровой мебелью. Кармен была лингвистом, сейчас на пенсии, была разведена, и двое ее детей жили за океаном. Мы сидели у нее на диване, потягивая текилу, пока домой не возвращался Рикардо с ключом. Наши беседы обычно вращались вокруг сложной социальной иерархии семерых ее кошек, но после нескольких порций текилы она иногда выплескивала яд в адрес своего бывшего мужа, который завел новую семью с более молодой женщиной.
— Мужчины вроде Рикардо – редкие птицы, – бормотала она. – Тебе следует держаться за него.
И я держалась. Мы превратились в старую супружескую пару через несколько дней после знакомства; шли месяцы, и мы еще сильнее притерлись друг к другу. Мы оба работали допоздна и старались как можно лучше использовать время, которое проводили друг с другом: мы часто сидели в кафе на старинных площадях, обсуждая тонкости наших языков и размышляя о безумии, которое творилось в Мексике. Стоимость тортилий в какой-то момент за одну ночь взлетела более чем на шестьдесят процентов, отчасти потому, что Америка решила превратить большую часть своего урожая кукурузы в биотопливо, а не в пищу. Улицы наводнили голодные крестьяне, которые больше не могли позволить себе этот важнейший продукт своего рациона. «Sin maíz no hay país », – скандировали они («Без кукурузы нет деревни»).
Рикардо так и не превратился в machista. Мы распределяли домашние заботы поровну, как и расходы на хозяйственные нужды. Однако, когда речь шла о времени, Рикардо, похоже, был далек от западных представлений о нем.
Главным препятствием, которое мешало мне это понять, было несоответствие наречий времени в английском языке и в мексиканском диалекте испанского. В словарях испанского языка для слова «сейчас» дается перевод «ahora », но я редко слышала, чтобы мексиканец действительно употреблял это слово. Чаще можно услышать слово «ahorita », которое, как написано в словаре, означает «прямо сейчас». Однако на практике я обнаружила, что «ahorita » в действительности означает «в какой-то неопределенный момент в будущем».
— Я собираюсь домой ahorita, – говорил Рикардо.
— Хорошо, тогда я ahorita начинаю готовить ужин.
Через полчаса ужин был на столе, однако Рикардо и в помине не было.
Я звонила ему:
— Привет! Ты где? В пробке застрял?
— Нет, я в офисе.
— Ой! Ты, кажется, еще полчаса назад говорил, что собираешься домой.
— Да, я ahorita ухожу.
— Ладно… а когда ты точно будешь дома?
— Я уже сказал тебе: ahorita .
Услышав такой ответ, я швыряла трубку и уходила на долгую прогулку.
К тому времени, когда Рикардо все-таки оказывался дома, он уже жалел о том, что это наконец произошло.
— У тебя все в порядке? Ты как-то резко разговаривала по телефону.
— Ты говорил, что сейчас идешь домой, поэтому я приготовила ужин, а ты не пришел, – брюзжала я.
— Но я же здесь, – оправдывался он в совершенном недоумении.
— О, да, я в курсе! – рявкала я. – Только ты опоздал часов на пять.
— Успокойся, пожалуйста. Я просто не понимаю, почему ты так злишься: ты что, предпочла бы, чтобы я вообще не работал?
В отличие от меня, Рикардо был счастлив жить в состоянии вечной неуверенности в том, когда следует ожидать того или иного события. Его обычный аргумент был таков: поскольку на самом деле никогда нельзя знать наверняка, сколько времени уйдет на выполнение того или иного дела, то бессмысленно даже пытаться это предсказать.
— Да почему ты вообще вечно хочешь знать, когда что случится? – спрашивал он меня. – Это просто невозможно знать!
В конце 1980-х годов мексиканская экономика стала открытой, и это и положило конец «мексиканскому времени» на рабочем месте, но вот отучить от «мексиканского времени» мексиканца на самом деле невозможно.
Рикардо считал составление списков важных задач сущей нелепицей.
— Разумеется, ты добилась бы большего результата, просто выполняя задачи, вместо того чтобы писать о вещах, которые ты только намереваешься сделать, – говорил он.
По выходным мы ходили в гости к родителям Рикардо и его младшим братьям, которые жили все вместе в десяти минутах к югу от нас, в районе, полностью покрытом пористой вулканической породой, оставшейся после извержения вулкана Шитле. У них была крошечная квартирка в скоплении обшарпанных цементных высоток, которые могли бы стать удручающим зрелищем, если бы не располагались на фоне синих гор. Многоквартирный дом, в котором жила семья Рикардо, был выкрашен в темно-красный цвет и имел свой садик с цветущими кактусами и пахучим дурманом, который было видно из окна гостиной.
