Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Даже по сравнению с плотностью населения в Германии (на основе данных от 1929 года: 133 человека на 1 км2) видно, что эти различия так огромны, что полученные в этих условиях представления не могут быть адекватно переданы. Это становится еще яснее при сравнении текущих показателей: в 2006 в Российской Федерации насчитывалось 144 526 278 жителей на площади в 17 075 400 км2, что составило 8,46 человек на км2. В противовес этому, в 2001 году в Германии жили в общей сложности 82 536 680 человек на площади 352 002 км2, что составило 234,5 жителей на км2. Плотность населения в современной России составляет 3,6 %, или 1/28 часть плотности поселения в Германии!
Отсюда следует, что речь идет не только об очень разных расстояниях, а и о других объективных условиях исторического развития всего комплекса возникающих в результате экономических, логистических, культурных, политических и других отношений. Население в России распределено неравномерно: наряду с 13 городами-миллионерами существуют промышленные центры, которые находятся в практически безлюдных северных, сибирских и береговых зонах Тихого океана. Есть и другие, не менее заметные различия: лишь в нескольких областях центральной России и Украины вегетационный сезон можно сравнить с сезоном в Германии.
То, что можно сделать силами сельского хозяйств, требует усилий и методов, о которых вряд ли кто-то имеет представление. На территории Советского Союза есть и субтропические районы. Но в безбрежной степи Средней Азии и в малонаселенных лесах, тундре и таежных районах Крайнего Севера и Дальнего Востока понятия, являющиеся в Центральной Европе само собой разумеющимися как инфраструктура являются нереалистичными. В конце концов, немаловажно и то, что в России проживают представители 120 разных народов со всеми своими историческими и культурными различиями, традициями и привычками: в 2002 году здесь насчитывалось 116 миллионов русских, 5,5 миллионов татар, 3 миллиона украинцев и более миллиона башкир, чувашей, чеченцев и армян.
Те, кто уже с конца XVIII века жил в промышленно развитых и плотно заселенных районах Западной Европы, даже приблизительно не могут понять, что в 20-е и 30-е годы XX века пережили народы Советской России: в эти десятилетия произошли потрясения в сельском хозяйстве, промышленности, системах образования и здравоохранения, в научных исследованиях, в литературе, театре, изобразительном искусстве – словом, во всех областях жизни народов, распределенных по этой обширной территории, начались процессы развития, аналогов которым нельзя найти за всю предыдущую историю человечества. И это еще не все: такими разными были объективные и субъективные условия для потрясений, которые были начаты в старых и новых промышленных центрах после массового переселения туда людей из деревень РСФСР и Украины, аулов Кавказа, из кишлаков Центральной Азии, юрточных лагерей кочевников Севера, Сибири и Дальнего Востока. Тем более глубокими были последствия, вызванные их возвращением на родину. Описание этого процесса с разработкой собственного письменного языка для них, живущих почти на уровне первобытного общества кочевых народов, также недостаточно, как и доступ этих, все еще живущих под гнетом феодальных традиций жителей Центральной Азии к национальной культуре. И даже если рассматривать только эффект, произведенный освобождением женщин, избавлением от двойного и тройного гнета местных феодалов, пропагандируемых священниками православной, мусульманской, ламаистской религиозных общин, от реакционных традиций и дискриминации в обществе и в семье, – уже этот несомненный прогресс был достаточным оправданием для огромных усилий и жертв, связанных с этими событиями.
В сегодняшних дискуссиях часто забывают о тех обстоятельствах, в которых происходили перемены в общественной жизни в СССР в 20-х и 30-х годах, и о том, насколько жизнь в Советском Союзе отличалась от жизни в ведущих империалистических промышленно развитых странах. В первую очередь стоит упомянуть изменения в повседневной жизни: при многих организациях в рамках социалистического соревнования были созданы предприятия общественного питания, детские сады, ясли и другие социальные учреждения. В новых городах и поселках были созданы такие сервисные центры, как прачечные, бани, а также кондитерские фабрики, детские учреждения, столовые.
При строительстве жилых комплексов в непосредственной близости от новых массовых производств, например: в Сталинграде, на Днепре, в Магнитогорске и Челябинске, между производственными и жилыми зонами высаживались зеленые насаждения. Уже на этапе строительства закладывались водопроводные трубы, подводилось электрическое освещение. Бани были построены там, где до сих пор никто даже не знал о существовании такого слова. Так же обстояло дело и с прачечными, детскими учреждениями и предприятиями общественного питания, клубами, школами и медицинскими учреждениями. Не менее показательными были публичные дебаты, в которых прозвучал ряд левых идей о перепланировке существующих и строительстве новых городов, где питание, жилье, образование оторванных от родителей детей должно было быть немедленно и полностью передано в руки народа. Здесь семьи должны были быть заменены трудовыми коллективами, а индивидуальное приготовление пищи запрещено в административном порядке.
Уже эти поверхностные примеры показывают, что крайне сложные и противоречивые процессы изменения условий жизни в деревнях и городах не могли происходить без столь же противоречивых разногласий. Начавшиеся перемены представляли собой полную противоположность традиционному укладу жизни.
Это коснулось не только представителей бывших господствующих классов и их работников, не только представителей религиозных общин и их привилегий, но и роли женщин и мужчин в обществе, на работе и в семье. С этим были связаны новые, ранее едва заметные проблемы: не все большевики, участвовавшие в революционных сражениях и в гражданской войне за Советскую власть, были готовы и хотели принять столь далеко идущие последствия в личной жизни и в семье. Многие после получения ответственных должностей и постов копировали поведение тех, кто был снят с этих же должностей.
То, что в споре о дальнейшем развитии существовали не только разные мнения, но и в равной степени сложные и противоречивые интересы, было как само собой разумеющимся, так и проблематичным. Как ни банально, при сопоставлении заработной платы для руководства партии и специалистов промышленного сектора экономики это стало особенно ясно. В середине 20-х годов средняя месячная заработная плата рабочего составляла 50, самая высокая заработная плата старшего работника – 175 рублей. Директора предприятий были в большинстве своем членами партии и поэтому попадали под действие положения «партийного максимума». Но главный инженер «Ураласбеста» получал 800 рублей, Черембасского треста – 400 рублей, руководитель технического отдела получал 300, другие технические сотрудники – 100 или 250 рублей. В то же время директор «Ураласбеста» как член партии подчинялся правилу партмаксимума, и его зарплата составляла 193 рубля. Из следующего обзора станет ясно, как этот доход изменился в ходе 20-х и 30-х годов. Как видно из этих цифр, уже в начале индустриализации были ощутимы значительные сдвиги в размере заработной платы трудящихся.
Это становится очевидным не только в контексте разницы между 1053/1216 рублями работников других учреждений и 215 /216 рублями тех, кто должен был зарабатывать в качестве работника «персонального сервиса», например, прислуги в домах тех, кто зарабатывал больше.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
