— Очень печальная сказка, — сказал мой брат. — Всего-то и было нужно, что уйти подальше от таких соседей и идти побыстрее, она бы и не замерзла. Я и в детстве, когда ты мне ее рассказала, не мог понять этой девушки.
Я хотела все изменить, но не могла. Сто раз в день с языка готово было сорваться желание, но я сдерживалась. Я боялась произнести его вслух. Боялась желаний. А Нина не боялась. Она побывала у врача, и врач сказал, что ей уже нельзя пользоваться транспортом. Прошло, значит, уже полгода, и Нед продержался. Он любил положить руку на живот Нины и чувствовать, как шевелится ребенок. Ничего мне не говоря, Нина купила ему билет в его сон. Она научила меня вводить демерол с антибиотиком. Показала, как ставить капельницу, чтобы не было обезвоживания.
— От чего лучше умереть? — спросила я однажды вечером у Джека.
Я обычно звонила ему на работу, а в тот раз позвонила домой. Он, похоже, опять удивился моему звонку, но ответил сразу.
— От жизни, — сказал он. Не задумываясь ни на секунду. Будто ответ был давно у него готов.
Когда Нина объявила, что хочет, чтобы я отвезла Неда в Калифорнию, я, честно говоря, пришла в ужас. Сама она не могла ехать, так как ей было нельзя. Но я оказалась не готова к такому. Я вообще ни к чему не была готова. А брат угасал. Теперь мы держали его в подгузниках. Он как будто возвращался назад, в детство. Просыпаясь, он всякий раз говорил про бабочек. Раз в жизни он о чем-то просил, первый раз в жизни. Нина позвонила в Монтерей, где у нее жила подруга Элиза, по совместительству медсестра, к которой мы ехали, чтобы та заказала медицинский транспорт и забрала нас из аэропорта. Миграция бабочек уже началась, как она сказала Нине. Ее муж, которого звали Карлос, пообещал отвезти нас в Биг-Сур[27], куда и слетаются монархи. Если понадобится, он доставит нас туда на сантранспорте.
— Не слишком ли много всего этого будет для него? — сказала я.
— Этого мало, — ответила Нина.
У нее был по-прежнему твердый взгляд. Взгляд женщины, которая изучила книгу о том, как умирать. Которая решила дать моему брату то, в чем он нуждался.
Я собралась в тот же вечер. Взяла только самое необходимое, учитывая, сколько нужно было везти с собой лекарств. Нина наняла санитарный самолет. Ради этого она перезаложила дом. Пусть потом она всю жизнь будет ездить в старой машине, пусть даже им с ребенком всю жизнь придется ходить пешком, есть рис, читать при свечах, но Нина не желала отказываться от своей затеи. Пусть даже не будет с ним рядом.
— Ты полетишь смотреть на бабочек, — сказала она ему утром в день нашего отъезда.
— Нет.
Он в ответ улыбнулся. Он не поверил. Он продолжал свой путь назад в прошлое. Теперь наша мама в день своей смерти снова была его старше. А я стала старшей сестрой. Теперь был мой черед брать дело в свои руки.
— Я не могу лететь в Калифорнию из-за ребенка, с тобой полетит твоя сестра.
Брат закрыл глаза, обессиленный одной только мыслью.
— Откуда ты все знаешь?
— Оттуда, что я тебя люблю, — сказала Нина.
Она стояла на коленях возле его постели. В жизни я не видела такого великодушия. Ноги у Неда торчали из-под одеяла, одетые в обе пары толстых носков, присланных Джеком. Над окном звенели железные колокольчики. Я за всю свою жизнь ничего не сделала правильно. Я ужасно боялась ехать.
— Не волнуйся, — сказала Нина.
В аэропорт нам пришлось его везти в «скорой» — как же я могла не волноваться?
— Ты справишься.
По крайней мере, эта ее Элиза — медсестра. Она мне поможет.
— Ты уверена, что хочешь этого? Возможно, тебя не будет рядом, когда это произойдет.
Я имела в виду: когда он уйдет. Но не смогла заставить себя произнести это вслух.
Нина обняла меня. И открыла мне свою тайну.
— Буду, — сказала она.
Мы сделали брату инъекцию, введя максимальную дозу демерола, и его погрузили в самолет. Нас сопровождали двое врачей, так что за время полета мне удалось немного поспать. Когда я проснулась, мы как будто парили в невесомости. Самолет завис среди облаков. У брата стояла капельница, в двигателях что-то тикало. Я сообразила, что зато у меня в затылке давно перестало тикать. Мне с моего места было видно пятки брата, в носках, которые прислал Джек. Наверное, я заплакала. Один из врачей, мой примерно ровесник, сел со мной рядом и взял меня за руку.
Когда мы перелетали через горы, у брата начался приступ. Небо там было яркое, какого я никогда не видела, и в нем плыли редкие пушистые облака. Я подумала, что, наверное, в Италии тоже такое небо. Такое же синее. Такое же просторное. Мы плыли в нем сквозь пространство и время. Но мне не хотелось бы остаться в нем навсегда. Приступ был короткий. Под надзором врачей я сама сделала Неду инъекцию, чтобы убедиться, что выполняю все правильно.
— Отлично, — сказал врач. — Просто профи.
Мне не хотелось вступать с ними в контакт — ни с ним, ни с его молодой напарницей. Во мне больше ни для чего не оставалось места, только для моей тогдашней ноши. Я стала рассказывать брату про облака.
— Кучевые, — определил он.
Губы у него пересохли, женщина-врач, сопровождавшая нас, дала ему пососать кусочек льда.
— Лед, — сказал он. — Приятно жжет. Пока на крыльцо не упадет.
Мы засмеялись.
— Домашняя шутка, — сказала я врачам.
Когда мы приземлялись в аэропорту Сан-Франциско, Нед спал. Возле посадочной полосы нас ждала машина «скорой помощи», возле которой стояла подруга Нины Элиза. В детстве они с Ниной жили по соседству в Менло-Парке[28]и были полной противоположностью друг другу. Элиза была темноволосая и жизнерадостная, что чувствовалось даже там, в той машине, где брат мой стонал от боли.
— Мы ему выделим отличную большую кровать, — утешала она меня. — Мы все сделаем, все будет в порядке, — говорила она брату.
Мы еще не успели выехать с летного поля, как она уже позвонила Нине, а потом дала трубку Неду. Услышав голос жены, Нед улыбнулся. Не знаю, что ему говорила Нина, но как-то она его успокоила, он уснул и проспал всю дорогу, долгую дорогу до Монтерея и дома Элизы, так что и я тоже успела вздремнуть, прижавшись щекой к окну.
Первое, что я увидела, проснувшись, была зелень. Потом небо, потом облака.
— Почти приехали, — бодро сказала Элиза.
«Скорая помощь» сворачивала на подъездную дорожку. Я села рядом с Недом и сидела, пока готовили носилки. Оттуда мне было видно, как навстречу врачам из дома вышел муж Элизы. Врачи были другие. Не те, которые с нами летели в самолете.
