Это заявление совершенно сбило Кевина с толку. Он попытался выяснить, что происходит, но потерпел неудачу.
Глава 17
Кассандра настояла на том, чтобы проводить отчима на такси до Челмсфорда.
— Водитель нас знает, он потом отвезет меня обратно в Колд-Даттон, — объяснила она. — А от деревни доеду до дому на автобусе. Мы живем недалеко от остановки.
Генерал был очень этим доволен, но Кевин был рад куда меньше.
— Касс, мне надо с тобой поговорить, — мрачно произнес он.
— Мне тоже надо с тобой поговорить, — холодно ответила девушка. — Но не сейчас.
Разговор шел в кабинете. Мистер Вудбер сидел на веранде, дожидаясь такси. Мистер и миссис Мартин рассерженно смотрели друг на друга. Оба были на грани срыва, но держались из последних сил. Кевин словно воочию видел, как между ними разверзается пропасть, и ему стало страшно: он понимал, что теряет Касс. Он уже жалел, что родился на свет, что Наташа родилась на свет и что весь этот омерзительный кошмар произошел с ними. Писателю уже было наплевать, какую участь уготовила ему судьба, он хотел только одного — чтобы Кассандра была счастлива. Его милая, славная Кассандра! Как ужасно было видеть ее отчужденное, злое лицо, на котором словно было написано: «Мне все известно, и я тебя ненавижу!»
До сих пор он не видел в ее светло-карих добрых глазах ничего, кроме любви и преданности.
Касс уехала с отчимом, ни сказав мужу больше ни слова.
Когда они ушли, Кевин испытал такие мучения, которые раньше даже не мог вообразить.
Он искренне любил Кассандру. Поэтому на ней и женился. Как же он смел даже подумать о том, чтобы изменить ей с Наташей? Он не знал, как пережить этот вечер, как сохранять видимость дружеских отношений с Куррэнами, а главное — с женой.
Так долго продолжаться не могло. Атмосфера накалялась, надвигалась буря, которая должна была положить конец лжи и фальши.
Мартин попытался писать, но не смог выжать из себя ни строчки. В уме у него крутились мысли одна мрачнее другой.
Он не знал, откуда Касс стало все известно. Он не удивился бы, если бы выяснилось, что ей все рассказала Наташа. Он не пережил бы боли, если бы Кассандра от него ушла или никогда не смогла бы его простить.
Мужчина бродил, как привидение, по комнатам большого пустого дома. Наконец он оказался в их спальне и застыл, удивленно озираясь вокруг. В комнате царил хаос. Носки Касс, которые она обычно надевала с фермерскими ботинками, валялись на полу, вымазанные в глине, сами ботинки стояли рядом. Весь ночной столик был усыпан пудрой. Грязные джинсы и свитер, в которых девушка работала на огороде, были небрежно брошены на постель. Расческа лежала на полу рядом с кроватью. Мартин нагнулся и поднял ее. Похоже было, что Кассандра очень торопилась. Он вдруг вспомнил, как храбро она когда-то противостояла генералу, как ослушалась своих родственников ради возможности жить с Кевином, как старалась навести порядок и уют в их паршивой квартирке на Грум-стрит. Несмотря ни на что, они были там счастливы, хотя нуждались и отчаянно старались вырваться из нищеты. Они были близкими, родными друг другу.
Парень сел на краешек кровати и схватился руками за голову. Как же ему развязать этот запутанный узел судьбы и при этом удержать Касс? Для него это было главным. Он не знал, надолго ли жена задержится в Челмсфорде и что будет, когда она вернется. Взорвется ли, наконец, вулкан, клокотавший в ее душе. И если да, то чем все это закончится.
Писатель вдруг понял, что не в силах больше оставаться в опустевшем жилище, и решил пойти погулять в лес, чтобы там, подальше от дома, разобраться в сумятице своих мыслей.
Он пробирался по мокрой скользкой дороге, в непромокаемом плаще, без шляпы, и пытался осмыслить происходящее. Однако его больная совесть неизменно влекла его по извилистой тропе воспоминаний к тому Дню, когда они впервые занимались любовью с Наташей.
Тогда он забыл обо всем на свете, сжимая в объятиях ее обольстительное гибкое тело. В ту минуту мужчина чувствовал себя победителем, завоевателем, потому что эта прекрасная женщина наконец оказалась в его власти. Она смеялась, глядя на любовника своими раскосыми, кошачьими глазами и шептала:
— Я с ума по тебе схожу. Скажи, что любишь меня, милый.
Но Кевин так и не смог произнести этих слов: «Я тебя люблю». Он сказал только, что тоже обожает ее. Потому что даже в безумном опьянении страстью он чувствовал, что любит только Кассандру.
Мартин все шел и шел вперед, пока не промок насквозь и не устал до изнеможения. Наконец он повернул обратно к дому.
Легче ему не стало, но зато он твердо решил, как поступать дальше. Он обо всем расскажет Касс, не дожидаясь ее обвинений. Он должен убедить жену, что поддался минутному искушению, и умолять ее о прощении.
Было почти пять часов, когда Кевин открыл тяжелую парадную дверь. Над домом и прудом сгустился полумрак. Он быстро скинул пальто и крикнул:
— Касс!
Молчание. Везде было темно и тихо. Кевина охватил страх. Страх, что Кассандра уехала с отчимом в Лондон и больше не вернется.
— Касс! — кричал он, охваченный паникой.
Внезапно Мартин заметил свет на втором этаже и фигуру Мориса Куррэна на лестнице. Тот был в пальто и шелковом кашне, как будто он тоже только что вошел.
— А, Морис, вы уже вернулись, — дружески проговорил писатель.
Француз, держась одной рукой за перила, а другой тяжело опираясь на палку, медленно спускался с лестницы.
— Да, вернулся.
— А Наташа? — Имя чуть не застряло в горле у Кевина.
— Нет. Ее со мной нет, — равнодушно ответил пианист.
Морис преодолел последнюю ступеньку. Какое-то время он молча постоял рядом с хозяином дома, и тот заметил, что маленький трогательный француз смертельно бледен. Его обычно тщательно причесанные волосы были растрепаны.
— Наташа больше не вернется, — добавил Куррэн тихо и медленно.
Первой реакцией Мартина на эту новость было чувство облегчения, но оно тут же сменилось тревогой: Морис явно был глубоко расстроен.
— Нет, подождите… Я что-то не понимаю… Что происходит? Идите сюда, выпьем по рюмочке коньяку, и вы мне все расскажете, — смущенно забормотал молодой человек.
— Да, давайте, — произнес музыкант с душераздирающим вздохом. — Благодарю. Коньяк будет весьма кстати.
— Кстати, вы Касс не видели? — спросил у него Кевин по пути в гостиную, где включил верхний свет и обогреватель.
Было очень холодно, и Морис весь дрожал.
— Ее нет дома, — отозвался француз. — Я сам ее искал, но ее нигде нет.
Сердце Мартина упало.
— Она уехала часа два назад, проводить отчима на поезд в Челмсфорд.
— Отчима? — повторил пианист. Говорил он тихо и бесстрастно, словно его ничто не интересовало.
