Но это по моим. Гордон же смотрит сквозь, Гордон явно не намерен продолжать разговор. Таким взглядом еще два года назад на меня смотрели буквально все. Я фыркаю. Неужели Великолепная Ви не сможет завербовать это пугало? Да на раз.
— Мистер Ковел, у вас есть мечта?
Взгляд Гордона скользит мимо, по чужим задницам. Наконец я удостаиваюсь ответа. В голосе — скука высшего существа, вынужденного тратить драгоценное время на интеллектуальных плебеев вроде меня.
— Мечты — это стон разума, запертого в материальную оболочку, это томление бренного тела по высшим сферам, в которые нет иного пути, кроме как через творчество. Одно лишь творчество способно освободить разум от цепей материальной повседневности и вознести его к звездам.
— Хватит батон крошить, мистер Хемингуэй. Мечта есть у каждого.
Я самым невежливым образом обрываю великолепную тираду.
— Вы меня утомили. — Гордон поворачивается к Люси, давая понять, что со мной не желает иметь ничего общего. — Люси, где вы отрыли эту безмозглую тлю?
Все мои силы уходят на то, чтобы не заехать ему ногой по яйцам. Справиться с этим желанием очень помогает мысль, что яиц у таких типов не бывает по определению, а значит, незачем делать лишние движения. Будь я на седьмом уровне, я бы тотчас превратила предполагаемые яйца в ледяные шарики. Люси спешит на помощь. Один взмах ресниц — и писатель-фантаст преображается. Скуки в глазах как не бывало. Теперь и Ви годится в собеседники.
— Так о чем вы мечтаете?
— О рецензии.
— О какой конкретно рецензии?
— На обложке моей книги. Я хочу, чтобы рецензию написал Сэлинджер. Одобрение гения — все равно что торговая марка, своеобразный знак качества.
— Ну, раз вы больше ничего не хотите…
Черт, просто обидно, до чего эти мужчины примитивно устроены. Даже помечтать толком не умеют. Никому не нужна власть над миром, никто не покушается на старинные клады. Всем подавай модную сумку или рецензию на обложке. Измельчали люди, что и говорить.
— Сэлинджер ведь жив? В смысле, если он уже умер, дело будет несколько труднее уладить, хотя ничего невозможного для нас нет.
— Живехонек, но рецензий не пишет принципиально. Имидж у него такой.
Люси смотрит на меня сверху вниз и улыбается, будто мысли читает (последнее весьма вероятно). Она снова меня проверяет. Блин. Гордон — баран, он вообще недостоин души. И забрать ее будет элементарно. Я верну себе возможности третьего уровня и великолепную задницу, а он пусть пятистопником расписывает ощущения от прыща на собственной заднице. В конце концов, я же не собираюсь провести остаток дней в неравной борьбе с дьяволом?
— Гордон. — Я обнимаю фантаста за плечи. Люси еще не успела прочитать мои мысли, она в замешательстве. — Гордон, вы графоман. Ваша писанина — полный отстой. Если судьба будет к вам благосклонна, вы закончите свои дни в Канзасе, штатным корреспондентом какого-нибудь «Вестника Уичито». Мистер Сэлинджер не уделит вам ни минуты своего драгоценного времени. Мои соболезнования.
Ковел гордо удаляется, стараясь топать как можно громче. Мы с Люси остаемся одни.
Йеес! Я это сделала! Я обломала Люси, причем виртуозно! Морально я уже готова к тому, что сейчас меня разнесет до пятидесятого размера, но пока необратимых изменений в организме не наблюдается. Так-то, Люси. Я сделала выбор, и тебе придется его принять.
Глаза у Люси становятся грустные-грустные.
— Ну зачем ты так, Ви? Почему ты все делаешь мне наперекор?
— Я тебе что, пластилин? Я человек, Люси. Мы все люди. Может, у меня и нет души, но с мозгами, уж извини, все в порядке. Найди себе другую шестерку, из нее и лепи по своему образу и подобию.
— Заметь, предложение исходило не от меня.
Голос у Люси все еще сладкий. Теперь добра не жди, но я слишком преисполнена гордости за свои слова. Я поступила правильно, и никто не убедит меня в обратном.
Тут подваливает Шелби, которая в принципе не способна почувствовать себя лишней. Возможно, она хочет узнать, не завербовала ли я для нее пару-тройку душ. Сучка.
Люси одаряет любимую шавку нежнейшей улыбкой. Умница, принесла именно те тапочки, какие требовалось. Шельма Шел сияет в ответ. Флаг ей в руки.
— Шелби, покажи Ви, на что ты способна. Верни мистера Ковела — мы еще не закончили разговор.
Шавка бежит за следующей парой тапочек, я встряхиваю головой: Люси хочет посмотреть, как далеко способна зайти Зарвавшаяся Ви. Ковела, конечно, она не завербует, но вдруг вздумает помешать Шелби?
— Не думай, Люси, что я стану бороться за душу этого козла и терять еще один уровень. Было бы из-за кого.
— Ты боишься меня, да?
— Нет.
— Ви, Ковел не стоит твоих усилий.
— Конечно не стоит.
Возвращаются Шелби и Ковел. Люси что-то шепчет Шелби на ухо, и та пускает в ход тяжелую артиллерию. Сильна, ничего не скажешь.
— Так значит, вам нужна рецензия Сэлинджера? — поет Шельма Шел.
Ковел кивает.
Мозги у Шелби уже заработали.
— Мы это организуем. Вам следует подписать с Люси кое-какие соглашения. Не пройдет и двух дней, как рецензия будет готова.
Гордон смотрит с недоверием.
— Вы не знаете Сэлинджера.
Шелби вздергивает безупречный подбородок:
— Это Сэлинджер не знает меня. Так по рукам?
— Если вы это сделаете, я съем свою шляпу. Но я как-то не привык верить в чудеса.
Люси бросает на меня выразительный взгляд.
— И зря. Чудеса случаются. Просто нужно правильно подойти к делу.
Дождавшись, пока Ковел отвалит к своим братьям по разуму, Люси продолжает разговор.
— Ви, неужели ты забыла о своих собственных мечтах?
— Рецензия Сэлинджера в мои планы никогда не входила.
— Знаю. Именно за это я тебя и люблю. Ты — словно я сама, можно в зеркало не смотреться.
Люси не льстит. Это чистая правда. В груди, в районе солнечного сплетения, что-то ноет и пульсирует, будто больной зуб отдает.
— Ты всегда говоришь именно то, что нужно.
Люси кивает в сторону Меган — та поглаживает свой уже несколько оттопырившийся живот.
— Видишь, она просто светится от счастья. Ее мечта скоро сбудется.
Я смотрю Люси прямо в глаза (это гораздо страшнее, чем кажется) и стараюсь представить, что она позволила Меган забеременеть исключительно из человеколюбия. Но нет, Люси расчетлива, она своего не упустит. В такие игры в одиночку не играют.
— Девять месяцев — большой срок. Мало ли что может случиться, — загадочно говорю я.
