Все, конечно, так. Но вот один японец сказал мне, что русские в отличие от всех прочих западных жителей более всего похожи на японцев, так как тоже снимают дома обувь. Интересно, а я не обращал на это внимания. Ну, если ему бросилось в глаза — значит, так и есть. Ну и что? Возьмем да и поменяем! И все европейцы будут, к примеру, нудно и пунктуально снимать обувь перед порогом своего дома, а дурнопахнущие японцы врываться с грязными подошвами в дом и проноситься сразу же на кухню, хватая немытыми руками кусок зачерствелого, по краям уже заплесневелого хлеба, давясь и жадно запихивая его в рот, запивая сырой водой из-под крана, нацеженной в жестяную ржавую банку. Что, смешно? Отчего же? Вот и мне неоднократно приходили в голову различные варианты изменения своего жизненного обихода, столь жестко запрограммированного некими как бы объективными историческими закономерностями задолго до твоего прихода в этот мир. Как разорвать цепь жестокой и удручающей детерминированности, прямо-таки обреченности? Я внимательно продумывал эти варианты.
Однажды я подумал, что надо бы поменять род занятий
Подумать-то подумал
А предпринять ничего не смог
Затем я подумал, что давно бы пора поменять место жительства —
На Париж, например, Нью-Йорк тот же
Да и Лондон неплох
Подумать-то я подумал
А вот предпринять ничего не смог
Я подумал, что давно пора поменять свое материальное положение и достаток
Пора стать богаче
Очень, очень богатым
А кто может чего возразить?
Никто
Подумать-то я подумал
Но предпринять ничего не смог
Я подумал, что пора бы поменять и имя
Чтобы все эти несуразицы, происходили не под моим именем, а под чьим-либо другим
Например — Ганс, Уатцриор, Назианзин
Подумать-то подумал
Но ничего реального не предпринял
Затем я подумал, что пора бы поменять эту глухую человеческую оболочку
Чем насекомое хуже? — да ничем
Я даже однажды испытал нечто подобное
Да вот не до конца
Хотя и серьезно обдумывал возможности подобного
Затем, и меня можно понять, я стал думать о том
Как бы вообще изменить собственное агрегатное состояние
Ну, обратиться, к примеру, паром, дымом, фракцией, каменным-угольным пластом, графитом, алмазом
Подумать-то я подумал
Но практически ничего для этого не предпринял
Затем я и вовсе подумал
Что если уж так получается, что не получается что-либо изменить в себе
Так, может, изменить все окружающее
Подумать-то я подумал
Даже попытался предпринять кое-что
Но такое вялое и невразумительное
Что, понятно, и не имело никакого результата
Затем, сохраняя определенную логику и последовательность
Я подумал, что надо бы изменить весь ближний космос, да заодно и хаос
Просто я подумал и понял, что они подлежат полному изменению
Я подумал и почти смог
Но в последний момент произошло что-то непредвиденное
И я в результате не смог
И уж затем я подумал, что если все это сотворено кем-то, не будем его здесь называть
То изменению подлежит именно этот кто-то
Тем более что подобное удавалось и не раз
Подумать-то я подумал
Но потом я подумал: собственно, все изменения и задаются в своей специфической полноте самим актом подумывания
Типа: ну, подумай меня! подумай меня измененным! подумай меня длящимся вечно после изменения! и потом не подумай меня!
Вот это-то как раз и есть то самое
Продолжение № 12
Большая часть времени моего пребывания в Японии пришлась на Саппоро — эдакая японская Америка. В том смысле, что остров освоен совсем недавно — где-то около столетия назад. И осваивался он по прямым прогрессивным американским образцам и с использованием буквального наиновейшего на тот момент американского опыта. Хоккайдским императорским наместником были приглашены многие американские инженеры и ученые, которые в немалой степени способствовали культивации этих диких мест — прокладывали дороги, основывали университеты, откапывали различные ископаемые, обучали население первичным и самым необходимым знаниям европейской санитарии и научного знания. Не знаю, насколько это являлось первой необходимостью тогдашней Японии, но императорскому наместнику было виднее. Да и сам великий император не возражал. Они же, американские энтузиасты, потакаемые к тому благосклонностью властей и собственным неизбывным американским оптимизмом, закладывали парки и сады, сооружали промышленные предприятия, изучали неведомых экзотических многорогих животных и зверей с двойным или тройным рядом мелких бритвенно-острых зубов. На многих углах разросшегося ныне до 4,5 миллионов населения Саппоро можно увидеть мемориальные доски с длинными лосеподобными европейскими лицами, но с японскими надписями и текстами, впрочем, про европейские заслуги и подвиги на новообретенной японской земле.
До той же поры холмистый и суровый Хоккайдо заселялся местными племенами айну и Японии не принадлежал. Интересно, что и доныне, когда по центральным каналам передают, скажем, телевизионный прогноз погоды, то про все остальные, основные территории говорят:
Погода в Японии завтра такая-то… —
И затем следует: На Хоккайдо же погода эдакая.
По сравнению с прочей традиционной Японией здесь городская культура — явление достаточно недавнее. На здание, возрастом не превышающее сто лет, смотрят с уважением и понимающе покачивают головой, показывают его новичкам и приезжим, предполагая в них соответствующее же уважение к столь почтенным древностям. И плотность населения тут совсем иная — огромные пустынные территории, заросшие непроходимыми лесами и подлеском и заставленные перебегающими с места на место высокими холмами, а то и высоченными горами. И температура тут полегче. И влажность пониже. Хотя все равно раскрытое песочное печенье уже к вечеру становится набухшим и вяло влажноватым. Однако все-таки здесь, не в пример остальным частям Японии, все насквозь продуваемо. Остров с четырех сторон окружен различными морями и океанами — по-разному живущими и разнотребовательными водяными массами и стихийными организмами. В небе над Хоккайдо можно увидеть удивительное переплетение разнонаправленных облаков на разной высоте, движущихся с разной скоростью, по-разному окрашенных и подсвеченных — эдакие небесно-космические непомерных размеров и угрожающе выглядящие пылающие икебаны. Странно наблюдать, как гроза, вернее, грозы надвигаются сразу со всех сторон. Как будто тучи и ветра направляются в место встречи посередине некоего провала, черной дыры, неодолимо затягивающей их в себя. И естественно, интересы воздушных потоков и водных просторов иногда приходят во взаимные противоречия, порождая разрушительные ураганы и тайфуны, приводя почти в полнейшую негодность все, попадающиеся им на пути. Ну, это понятно. Это как обычно.
