Время летит так быстро, что я просто не успеваю считать дни. Школа – дети – сцена – строительство дома – вот те четыре «кита», между которыми мы мечемся изо дня в день. Только за последние годы мы успели показать пять спектаклей: «Шумит Днепр», «Голосеевский лес», «Лявониха на орбите», «Эхо войны», «Королева тюльпанов». К тому же Роман начал читать на концертах юморески.
Он продолжает меня удивлять. Сколько бы раз Роман ни выходил на сцену, как люди начинали выкрикивать: «Пилипка»! Почитай «Пилипка»!» И он читал снова и снова. И сколько ни читал, в зале все равно всхлипывают. Потом он вдруг решил почитать несколько юморесок. Зрители настороженно притихли, чтобы не пропустить ни слова. Его чтение произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Зрители покатывались от хохота. После первого же выступления Роман сорвал бешеные аплодисменты. Люди хотели слушать его еще и еще. А потом Роману стоило только выйти на сцену со своей открытой улыбкой, как зал уже начинал смеяться. Поэтому приходилось ждать, пока публика немного успокоится, и только после этого начинать чтение.
А сколько радости было у наших детей, когда после спектакля взрослые усаживались за стол, а им предоставлялась полная свобода! Они мчались в гримерную, где хранились наши костюмы, натягивали их на себя, а потом носились по сцене между декорациями и даже пытались что-то разыгрывать. За старшую у них была Даринка, пользовавшаяся непререкаемым авторитетом. Младшие дети слушались ее и дома, и на сцене, поэтому я была спокойна, зная, что девочка всегда справится с ними. Она уже играла эпизодические роли в спектаклях, а младшим оставалось только мечтать об этом.
В одном из спектаклей мне досталась роль матери. По ходу действия мне предстояло пересечь сцену, ведя за руку мальчика. Возник вопрос: кого взять – Андрейку или Мишу? Мне не хотелось никого из них обидеть. Я сказала детям, чтобы они сами решили, кому играть эту маленькую роль. Даринка и Андрейка сразу же, в один голос, ответили: «Миша!» А тот после этого очень серьезно, по-взрослому, объявил: «Я уступаю свое место брату!»
Я так растрогалась, что едва не заплакала.
… мая 1974 г
Что-то тревожит Романа. Уже третий день подряд он ходит молчаливый и хмурый. Похоже, хочет что-то рассказать, но не решается.
– Что это ты замкнулся в себе, как улитка какая-то? – спрашиваю его после ужина.
– Откуда ты взяла? – отвечает он, отводя глаза.
– Мне ли тебя не знать. И началось это после твоей поездки на встречу выпускников вашего факультета.
– Жаль, что тебя там не было.
– Ну, во-первых, я не могла оставить детей одних. А во-вторых, больше всего мне хотелось повидаться с Валей, но она сама приезжала к нам погостить. В-третьих, на эту поездку надо было выложить некоторую сумму, а деньги нам сейчас нужны как никогда. За лето мы должны закончить все работы в доме. Осталось совсем немного. Я и представить не могу, какая будет радость, когда мы переберемся в свой собственный дом! А ты?
– Я это представляю уже который год подряд, – ответил он с тоской в голосе.
– Может, переутомился? – спрашиваю я и беру его за руку.
– Все хорошо, – говорит он, слегка сжимая мою ладонь. – Мне надо уехать на один день.
– Можешь сказать, куда?
– Пока нет.
– Хочешь, чтобы я волновалась? Ломала голову? Строила невероятные предположения?
– Марийка, мне нужно уладить одно серьезное дело. Когда я вернусь, тогда и поговорим. Хорошо?
– Ладно, – сдаюсь я и шутливо поднимаю руки вверх.
– Вот за это я тебя и люблю, – Роман улыбается, а в его глазах прячется грусть.
… мая 1974 г
Вышло так, что сегодня уроки поменяли местами, и я вернулась домой раньше детей. Романа дома не было. Он уехал еще вчера утром, не вернулся, а сегодня позвонил в школу и сказал, что к вечеру будет дома.
– Что приготовить на ужин? – спросила я.
– Все, что ты готовишь, всегда вкусно, – сказал он.
Я почистила картошку и поставила жариться. Достала из кладовки банку соленых огурцов. Меня продолжали мучить догадки о причинах таинственной поездки Романа. Я так себя накрутила, что даже голова разболелась. Приготовив картошку, я проглотила таблетку и прилегла отдохнуть. Вздремнуть не получалось, потому что я не привыкла спать днем, но усталость давала о себе знать.
Я услышала, как скрипнула входная дверь. Поднялась, чтобы взглянуть, кто пришел. На пороге стоял Роман. Рядом с ним переминалась с ноги на ногу девочка-подросток. У нее были коротко стриженые, почти как у мальчика, волосы, выкрашенные в ярко-синий цвет. По-детски пухлые губы измазаны красной губной помадой. Она скептически смотрела на меня, не мигая накрашенными ресницами. Мой взгляд задержался на ее юбке: она была слишком короткой, отчего ее худенькие ножки казались еще тоньше.
– А вот и мы! – произнес Роман, смущенно улыбаясь.
– Добрый день, – сказала я, не спуская глаз с девочки.
У меня скверные предчувствия. В мою душу проникает необъяснимый страх. Он на миг сковывает мои руки и ноги, не дает дышать, делает меня бессильной. Я чувствую приближение беды.
Девочка пренебрежительно взглянула на меня и процедила сквозь зубы:
– Салют!
– Нам надо поговорить. Да? – выдавила я, обращаясь к мужу.
– Ирочка, проходи, располагайся, – сказал Роман девочке.
Только теперь я заметила у него в руках объемистый чемодан. В нем, вероятно, находятся вещи этой Ирины, и нетрудно догадаться, что она к нам не на один день. Но кто она такая?
Я вышла на улицу и сразу опустилась на скамью, потому что ноги мои почему-то подкашивались. За мной вышел Роман, прикрыв за собой дверь.
– Слушаю тебя, – произнесла я так тихо, что едва услышала собственный голос.
– Дорогая, я знаю, что ты меня поймешь, – начал Роман. – Ты меня всегда понимала…
– Рассказывай.
– Мне сейчас тяжело, но пойми – у меня не было выбора.
– Не тяни кота за хвост. Говори все как есть! – сказала я нервно.
– Ты помнишь то время, когда мы с тобой жили раздельно? Это было в самом начале нашей семейной жизни.
– С памятью у меня все в порядке.
– В то время я совершил поступок, за который казню себя и сегодня. Я не признался тебе в нем, потому что меня жег стыд. И если бы не последствия этой ошибки, ты бы никогда о ней не узнала. Ты же знаешь, как я тебя люблю…
– А можно конкретнее? – проговорила я, пытаясь справиться с дрожью собственных пальцев, которые судорожно комкали носовой платок.
