1Прошло шесть месяцев с момента смерти Палыма, и Наташа вступила во все права наследования. Получила небольшую библиотеку, красиво изданную книгу «Наставления епископа Бежицкого», пустую запечатанную коробку с ярлыком «Дневники», содержимым которой владела давно, но не совсем законно. И, наконец, старинную Библию в кожаном переплете, изданную в 1781 году в городе Ревеле, в мощном, хотя и истертом уже, кожаном переплете.
Наташа часто листала Библию, вспоминала Палыма, думала о его отце. И своего отца заодно вспоминала тоже. Но уже совсем почти без горечи. С улыбкой даже. Заодно поинтересовалась историей названия Ревель. Откуда оно взялось и куда потом делось.
Но еще пару недель спустя что-то стало Наталью тревожить. Что-то не то вокруг нее творилось.
В первый раз Наташа почувствовала смутное беспокойство в универмаге, куда пришла за электрической лампочкой.
Почему-то чертовы лампочки все время в ее квартире перегорали — по всем подсчетам, раза в три чаще, чем у всех остальных, кого она знала. Тетка ворчала: ну конечно, электричество по ночам жжешь, вот тебе и перегорают. Наталья спорила, доказывала, что не так уж часто она бодрствует ночью, никак не должно быть такой разницы, не выйдет трех раз. «Ну, значит, у тебя завелся мистический домовой», — усмехалась тетка.
И тут как-то Ирка откуда-то принесла сведения, что в универмаг завезли какие-то совершенно особые, многожильные лампочки, и Наталья решила запастись ими, вдруг и вправду будут служить дольше. Оделась в свой маскировочный наряд — оренбургский платок на голову, дурацкие очки на глаза, а лицо изуродовала гримом. Мешок-пальто нацепила на плечи и пошла, в полной уверенности, что узнать ее практически невозможно. И что в таком виде никого она не сможет привлечь. Разве что какого-нибудь нового Семеныча, который решит облагодетельствовать бедную уродку в расчете на материальную от того выгоду. Впрочем, Семенычи, к счастью, нечасто на пути попадаются, да и научена она теперь горьким опытом.
Но, стоя в очереди за лампочками, вдруг ощутила, что кто-то пристально смотрит на нее. «Неужели узнали все-таки? Вот гадство!» — расстроилась Наталья. Действительно, ну не обидно ли, если все старания, вся колоссальная работа — насмарку? Стала осматриваться, пытаясь понять, кто на нее глазеет. Под подозрение попали трое: бодренький седенький старичок с донкихотовской бородкой, во-вторых, худющий и злющий алкаш с трясущейся головой и, в-третьих, еще какой-то усталый служащий с видавшим виды портфелем и измятым лицом. Все трое подпирали стенки в разных точках торгового зала и, видимо, ждали кого-то, кто дружков, кто — супругу или еще какую-нибудь родню. От скуки поглядывали по сторонам, и кто-то из них мог, конечно, заинтересоваться странной Натальиной внешностью. Человека наблюдательного ее вид мог и в самом деле насторожить. Но это только если специально присматриваться, весь расчет же был на то, что пристально ее рассматривать у жителей города не было причин. Еще одна неподвижная фигура в самом дальнем углу, за неработающей кассой — женщина с гладко зачесанными назад волосами, в синем форменном халате. То ли парикмахерша какая-то, то ли уборщица, сбежавшая в магазин с работы — бывает… Но, разумеется, пристального интереса следовало ждать от мужчин. Из всех подозрительных лишь алкаш с трясущейся головой встретился с ней глазами. «Только этого кадра мне не хватало!» — подумала Наталья, отворачиваясь. Но уже через минуту-другую у нее опять возникло то же неприятное чувство, она снова резко обернулась — но, видно, наблюдатель успел отвести взгляд.
Старик с бородкой тем временем исчез куда-то, и его место заняла толстая тетка с непомерной кошелкой. Тут же дружок в замызганном плаще подошел и к алкашу, в руках у вновь пришедшего была бутылка портвейна «777», и они оба быстренько удалились. А потом подошла Натальина очередь, и инцидент был исчерпан. Так, по крайней мере, хотелось ей думать.
Наталья без всяких приключений добралась до дома и больше никуда в тот день не выходила. Но вот на следующий день позвонила тетка, сказала, что в кулинарии выкинули котлеты-полуфабрикаты. И Наталья бросилась за добычей.
Котлеты те она почему-то очень любила. Дешево — 55 копеечек за десяток, но при этом, можно сказать, почти вкусно, несмотря даже на то, что хлеба в фарше явно было больше, чем мяса. Конечно, котлеты «Пожарские», по 12 копеек за штуку, и того лучше, но их в провинции днем с огнем не достать. За ними надо уже в столицы ехать. И, если повезет, простоять в какой-нибудь центральной кулинарии всего какой-нибудь час или даже того меньше, минут сорок пять, и счастливцем возвращаться на электропоезде, себе и родным на радость. Много ли человеку для счастья надо? Десяток котлет пожарских да полкило докторский колбасы (ну, это уже при большом везении!), и столько удовольствия — и от замечательного продукта, и от сознания своей ловкости и устроенности в жизни.
Готовить котлеты из кулинарии — проще некуда. Швырнул на сковородку, и готово дело. Проблема была только в том, что, за неимением каких бы то ни было упаковочных материалов или пакетов, котлеты заворачивали в грубую белую бумагу, к которой приклеивалась панировка. И, придя домой, приходилось потом полуфабрикаты мучительно отлеплять. При этом они теряли форму. Но все равно, добыть котлеты было большой удачей, расхватывали их мгновенно, а потому надо было спешить.
Наталья кубарем скатилась по лестнице. По дороге в кулинарию почти бежала, и все равно в какой-то момент ощутила что-то вроде легкого беспокойства, точно укололо ее что-то. Повертела головой на бегу, но ничего подозрительного ей на глаза не попалось. Но потом домой она шла не спеша, и вот тут-то у нее появилось сильное, стойкое ощущение, что кто-то за ней следит.
Наталья вспомнила какой-то роман про разведчиков, который читала в детстве. Там было описано два способа определения слежки: один — резко остановиться перед витриной и внимательно смотреть в отражение. Второй — притвориться, что у тебя развязался шнурок на ботинке, присесть, будто для того, чтобы его завязать. Причем присесть так, чтобы хотя бы краем глаза видеть происходящее за твоей спиной.
