22 июня 1941 года, когда согласно плану «Барбаросса» немецкие войска устроили ад на советской территории, Гитлер переселился в «волчье логово»[15] вместе с Борманом, своим штабом и секретариатом. В то же время наиболее видные гитлеровские сановники расположились по соседству: Гиммлер — в Хегвальде, Риббентроп — в Штайнорте, шеф канцелярии Ламмерс — в Розенгартене и, наконец, Геринг, весьма довольный представившимся случаем,
— в своем роминтенском охотничьем замке.
В этот день сто двадцать немецких дивизий при поддержке трех тысяч двухсот самолетов и десяти тысяч танков нарушили русскую границу. Одновременно с севера в Россию вторглась финская армия, а с юга — венгерская и румынская. С этого дня почва Восточной Пруссии постоянно содрогалась под гусеницами бронетехники, а небеса трепетали от эскадрилий бомбардировщиков. Где-то далеко на востоке образовался могучий водоворот, неудержимо втягивающий в себя людей и пушки, лошадей и машины. Этот рокот докатился и до лагеря, пробудив в узниках надежду. Они понимали, что свершающиеся события могут вскоре изменить их судьбу. Что же касается Тиффожа, то перемена внешних обстоятельств была для него, безусловно, менее важной, чем обновление личности, как раз в ту пору исподволь вершившееся после зимних и весенних прозрений. Поездки на газогенном «опеле», которые он использовал для вдумчивого изучения Германии, немцев, их языка, как и прежде, чередовались с днями лагерной тоски, когда единственной радостью становились вылазки в Канаду. Лишь стоило задуть весенним ветрам, как Унхольд исчез, наверняка отправившись в свое таинственное путешествие на юг, о котором предупреждал роминтенскии оберфорстмайстер. Казалось, что этот посланец прусского зверья в Канаде отбыл тотчас, как счел свою миссию завершенной. Заключалось же она, возможно, в том, чтобы подготовить Тиффожа к гораздо более важной встрече — с Лесным царем и его маленьким рабом, как прозвал малыша Тиффож.
3 октября Гитлер в своей речи, произнесенной в берлинском Дворце Спорта, объявил о начале операции «Тайфун», имеющей целью полное уничтожение Красной Армии и взятие Москвы. Вновь на Восточную Пруссию накатили волны людей и машин, причем людей все более молодых, а машин все более совершенных. Казалось, в пылающий костер войны летит все без разбору. Наблюдая пересекающих хмурое небо первых перелетных птиц, Тиффож с грустью думал о юношах, обреченных погибнуть во цвете лет. Птицы казались ему отлетевшими душами убиенных на войне; одинокие, растерявшиеся в неведомом загробном мире, они оплакивали землю, с которой сроднились, но любить которую им был отпущен столь недолгий срок.
Едва болота покрылись первой корочкой льда, Тиффожа вызвали в контору лагерного нарядчика, Arbeitseinsatz, где его ожидал высокий блондин в темно-зеленой форме, украшенной эмблемой с оленьими рогами. Тиффож тотчас узнал оберфорстмайстера, так его перепугавшего несколько месяцев назад в Канаде.
— Мне нужен помощник, разбирающийся в автомобилях, — сказал лесничий.
— Да и просто подручный. Я подумал о вас. Лагерное начальство уже выписало путевой лист, но раб мне вовсе ни к чему. Поэтому я жду вашего согласия.
Через час Тиффож, наскоро попрощавшись с товарищами и лейтенантом Тешемахером, устроился возле оберфорстмайстера на сиденье громоздкого «мерседеса», с бензиновым двигателем.
Промчавшись полсотни километров на юго-восток по полям, схваченным ранними холодами, они еще засветло добрались до частокола, ограждавшего Роминтенский заповедник, и затормозили у бревенчатых ворот с готической надписью: Naturschutzgebi-et Rominter Heide[16].
IV. ЛЮДОЕД ИЗ ЮМИНТЕНА
И он нюхал воздух направо и налево, приговаривая:
«Здесь человечьим духом пахнет!»
Шарль Перро
Они оставили служебный «мерседес» возле сторожки и продолжили путь в охотничьем кабриолете, который вез бодрый рыжий коняга. Таким образом, хозяева, насколько возможно, оберегали природу Роминтена от вредных выхлопных газов. Уже смеркалось, когда они остановились перед домом старшего егеря; это была вилла с верандой, крытая старой черепицей; на коньке во множестве красовались ветвистые оленьи рога. Тиффожу велели распрячь лошадь и отвести ее на конюшню; он постарался справиться с этой своей новой задачей елико возможно лучше под критическим взглядом старика-слуги, который поспешил выйти из дома, едва заслышав скрип колес по гравию двора. Затем ему указали комнатушку в мансарде; спустившись оттуда в кухню, он разделил со слугой и его половиной ужин, состоявший из супа, сала, красной капусты и черного хлеба.
В последующие недели Тиффож то пешком, то в повозке сопровождал старшего егеря в его инспекциях по заповеднику. До него роль кучера, шофера и фактотума выполнял сын пожилой четы слуг, но парня мобилизовали и отправили на русский фронт, и его обязанности перешли к Тиффожу. Родители сперва приняли новоприбывшего в штыки, но их враждебность быстро улеглась, и мало-помалу он стал для них кем-то вроде приемного сына, с которым старики обращались тем более мягко, что их терзал постоянный страх за того, другого. С той минуты, как за Тиффожем затворились тяжелые ворота заповедника и ему впервые довелось войти под зеленые своды Роминтенского леса, он понял, что проник в некий магический круг, введенный туда самым младшим из чародеев, которому, однако, подчинялись все духи здешних мест. Первой, кого он встретил здесь, оказалась большая золотистая рысь, сидящая на пне; она проводила его загадочным взглядом, улыбаясь в свои тоненькие усы азиатского владыки и подергивая светлыми кисточками, торчком стоящими на ушах. Потом за ним увязались парочка бобров, белый сокол-балабан и крупный серый узкоглазый пес с вислым задом, оказавшийся, по словам егеря, одним из тех русских волков, что целыми стаями перебегают сюда через польские равнины. Но главное волшебство таилось во флоре, то вредоносной, то полезной, чья связь с фантастическими лесными обитателями просто бросалась в глаза. Старший егерь показал ему огромные грибы с красными шляпками в белых крапинках, под которыми спят эльфы и тролли; черный гриб-морозник, что сводит людей с ума, но зато 24 декабря покрывается рождественскими розами; сморчки — вестники смерти: их гниловатые, хотя и съедобные раструбы указывают на близость падали; белладонну, которая сушит пот и расширяет зрачки; губчатые подосиновики — «чертову пищу» — на багрово-синих ножках; но самыми интересными были загадочные крошечные пещерки с белеющими внутри обнаженными волосатыми корнями, зиявшие на склонах пригорков, — эдакий вход в жилище дряхлых бородатых гномов, которые, даром что малютки, говорят громовым басом и останавливают коней на всем скаку, вцепляясь им в гривы.
Тиффож ждал, что старший егерь посвятит его во все эти сказочные дела: например, спустится вместе с ним в подземные гроты, где тролли добывают алмазы среди каменных россыпей, или же поведет в укрытый зарослями ежевики и камнеломки замок, где спит в хрустальном саркофаге обнаженная юная красавица, а то еще, может быть, научит собирать волшебные травы и готовить из них эликсир молодости или любовный напиток. На самом же деле простой, доверчивой душе Тиффожа было уготовано иное, — не разочарование, но изумление, в которое поверг его властелин и хозяин здешних лесов и зверей. Ибо он повстречал здесь не гномов, не спящих принцесс и не столетнего короля, живущего в дупле дуба; ему пришлось вскоре предстать перед Роминтенским Людоедом.
