Однако ни на четвертый, ни на пятый, ни на шестой год правления Ю-вана ничего существенного не произошло: в действиях Шэнь-хоу не было заметно никаких перемен. Перемещения племен цюаньжун и сии также особой тревоги не вызывали.
На седьмом году некий Ши-фу из царства Го настолько втерся в доверие к Ю-вану, что тот сделал его высшим сановником и поручил управлять государственными делами. Ши-фу был человеком коварным, да к тому же отличался мздоимством, так что все царство Чжоу сразу его возненавидело.
Однажды Ши-фу во время доклада предложил Ю-вану: «А что, если на сторожевых вышках, стоящих на вершинах высоких гор, зажечь сигнальные огни? Может быть, хоть это потешит душу государыни Бао-сы?»
Ю-ван день и ночь ломал голову над тем, как поднять настроение любимой супруги, поэтому когда он услышал, чем можно порадовать душу Бао-сы, то сделал все по слову Ши-фу из царства Го: в тот же день, на закате, на всех сторожевых вышках зажгли сигнальные огни. В мареве вечерней зари заполыхали факелы, поднялись ввысь столбы черного дыма, а когда землю окутал ночной мрак, вспыхнули тревожные костры. Одновременно на всех горных барабанных башнях ударили в огромные барабаны.
Тотчас же все пришло в движение у подножия гор Лишань. Все до единого вассалы вана оседлали лошадей и поскакали к дворцу правителя. Вооруженные всадники вихрями закружились вокруг ставок своих начальников, а потом слились в несколько десятков отрядов и ринулись вверх по склону горы. Суета охватила не только окрестности дворца, но и весь столичный город Хаоцзин. А из военных лагерей, разбитых вблизи столицы, начали выдвигаться в сторону города крупные отряды пехотинцев и конников.
Из окна своего покоя во дворце правителя Бао-сы увидела, как вдоль всей изломанной линии горного хребта Лишань на равных расстояниях друг от друга стали вспыхивать сигнальные огни.
Открывшаяся ей картина поражала необычайной, диковинной красотой. Красные языки пламени лизали темное, безлунное ночное небо. Мрак, окружавший дворец, был наполнен ржанием боевых коней и взволнованными голосами прибывающих солдат. Сам дворец тоже бурлил от снующих взад-вперед людей.
Когда вассалы вана и простые воины узнавали, что они напрасно тревожились и гнали коней, что костры на сторожевых башнях зажгли вовсе не из-за нападения врага, то ратникам оставалось только стоять и в изумлении разглядывать огни, по-прежнему полыхавшие на горных пиках. Скоро в коридорах и во дворе замка толпилось великое множество ошеломленных и оцепеневших людей.
— Ну, скажи, красиво? Нет? — спрашивал Ю-ван у Бао-сы, показывая на огни, горевшие на вершинах дальних гор.
И вдруг на лице Бао-сы впервые проступила улыбка, а с ее губ сорвался короткий, тихий смех. Ю-ван с изумлением поднял глаза на Бао-сы, и в тот же миг улыбка исчезла с ее лица. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Ю-вана охватила яростная, безумная радость. Лицо жены, по которому скользнула легкая улыбка, ныне казалось Ю-вану особенно таинственным и прекрасным, попросту неземным.
С тех пор правитель никак не мог позабыть ту улыбку, что внезапно вспыхнула на лице Бао-сы и в тот же миг погасла. Он не переставая размышлял о том, как бы еще раз увидеть улыбку своей любимицы.
И вот на восьмой год правления Ю-вана, спустя ровно год после первой тревоги, вновь запылали огни на сторожевых вышках, вновь, как и в прошлый раз, дворец окружили верные правителю войска. И опять в крепости началась суета, и снова сгрудились во дворах солдаты и кони, тесня и толкая друг друга. Гремели боевые барабаны, по горным вершинам, на которых так и не появился неприятель, было выпущено великое множество стрел. И опять дворец вана наполнился странными пришлецами с оцепеневшими, почти безумными лицами. Но этой ночью к дворцу пришло немного меньше людей, чем в прошлый раз.
А Ю-ван, который мечтал вновь увидеть улыбку Бао-сы, так ее и не дождался.
В третий раз огни на сторожевых вышках загорелись на девятом году правления Ю-вана. На этот раз людей у дворца правителя собралось совсем мало, и в окутанной тьмой крепости стояла почти полная тишина. Конечно, кое-где слышалось ржание боевых коней, раздавались голоса солдат, но звучали они глухо, как будто войска куда-то скрытно выдвигались под покровом ночи.
Всю ночь Ю-ван провел рядом с Бао-сы, не отходя от нее ни на шаг, но снова так и не увидел на лице красавицы даже тени улыбки.
На десятом году правления Ю-вана огни на сторожевых башнях зажглись в четвертый раз.
На сей раз во дворце правителя собралась лишь жалкая кучка его защитников, а вокруг дворца вообще не было заметно никакого движения пехотинцев и конников.
Огни на сторожевых вышках опять запылали по пустой прихоти Ю-вана; он взял за правило зажигать их ежегодно. На самом деле правитель хотел зажигать сигнальные костры еще чаще, и если бы не запрет советника Ши-фу, то Ю-ван делал бы это по несколько раз в год. Нестерпимое желание увидеть пламя сигнальных костров охватывало правителя всякий раз, когда он вспоминал прекрасную и загадочную улыбку Бао-сы, и Ю-ван никогда не смог бы противиться этому желанию, если бы не советник Ши-фу из царства Го. Тот самый Ши-фу, советы которого когда-то вызвали к жизни эту традицию, теперь не подчинялся приказам правителя и запрещал попусту жечь тревожные огни.
Однажды ночью, в начале одиннадцатого года правления, Ю-вану доложили, что к столичному городу Хаоцзину движется большое соединенное войско, состоящее из ратников Шэнь-хоу, а также воинов из племен цюаньжунов и сии. Это известие оказалось для правителя совершенно неожиданным. Более того, когда Ю-ван получил первые донесения о мятеже, авангард армии мятежников уже собирался штурмовать крепость.
Правитель приказал спешно зажечь на сигнальных башнях костры, чтобы дать знать об опасности своим подданным, и через мгновение по вершинам лишаньских гор побежала цепочка тревожных огней, внушительно загремели огромные барабаны, извещавшие о приближении неприятеля.
Но, увы, — никто не бросился к дворцу правителя. Ни вассалы двора, ни военачальники не обратили никакого внимания на сигнальные огни и грохот боевых барабанов. А костры только напрасно опаляли ночное небо.
Через короткое время в крепости услышали воинственные клики противника, свист сигнальных стрел, извещавших о начале битвы и, прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что происходит, на дворец правителя действительно посыпались боевые стрелы. Только теперь жители столицы и охранявшие ее солдаты поняли, что на город в самом деле напал враг, но, к сожалению, уже не могли ничего предпринять.
Когда на дворец обрушился ливень вражеских стрел, Ю-ван и Бао-сы стояли на самом верху огражденной перилами лестницы, которая вела на балкон, примыкавший к опочивальне. На мелком гравии, усыпавшем балкон, на перилах лестницы, на лицах Ю-вана и Бао-сы — повсюду сверкали алые отблески сигнальных огней, горевших на вершинах гор. Казалось, это последние лучи заходящего солнца заливают все вокруг алым светом. В нескольких местах крепости и окружавшего ее города поднялись ввысь столбы дыма. Откуда-то послышался неясный шум битвы, который с каждым мгновением становился все сильнее.
