— О, постойте, постойте, теперь я вспомнил. Я знал, что название города звучит знакомо, но не совсем. Они уехали давным-давно, но не в Кремону, а в место под названием Крема. В деревню, кажется.
— Да, я ее знаю, — кивнул адвокат. — Недалеко от Кремоны, на реке Серио, на пути между Кремоной и Миланом.
— Кажется, дед рассказывал, что это случилось во времена его деда или даже прапрадеда. Он еще говорил, что тогда случилось кое-что ужасное, страшное.
Старик взглянул на раввина, который сделал ему знак не бояться и продолжать. Он прошептал, глядя перед собой пустыми глазами:
— Они стали христианами.
— Отец, — произнес сын, — этот священник — христианин, не стоит оскорблять нашего гостя.
— Нет, нет, никакого оскорбления. — Старик замахал руками и попытался объяснить: — Этот священник из Рима всегда был христианином, но те иудеи, что изменили вере, что предали свой народ, они совершили великий грех. Но он, он христианин, римский христианин, в этом нет ничего плохого.
— Возможно, их заставили окреститься, — заметил Аркенти.
— Ужасно, ужасно. — Старик покачал головой.
Адвокат дьявола и раввин распрощались со стариком, сын вышел следом.
— Идемте. — Молодой Камбьяти стоял, выпрямив спину и выпятив грудь. — Я покажу вам шелковичное хозяйство.
Адвокат кивнул. Они с раввином пошли за мужчиной в ближайшую рощу тутовых деревьев, где стоял каменный домишко.
В лачуге хозяин показал адвокату кокон шелковичного червя, держа его перед глазами. Кокон казался хрупким по сравнению с его грубыми пальцами.
— Как вы знаете, шелковичный червь заворачивается в кокон, выделяя со слюной шелковое волокно. К сожалению, большую часть мы убиваем прежде, чем они вылупятся, иначе они разорвут шелковые волокна кокона, уничтожив его. Некоторых мы, конечно, оставляем. Они вылупляются и откладывают личинки на тутовых деревьях.
Он посвятил их в некоторые тонкости получения шелка, после чего адвокат с раввином распрощались с ним.
Когда они спускались с холма, молодой человек догнал их с пригоршней коконов. Он застенчиво протянул их адвокату. По выражению глаз тот ясно понял, что это подарок, все, что может предложить гостю семья бедняков. Адвокат положил коконы в карман сутаны. Камбьяти кивнул, поклонился и вернулся в хижину.
Omnia vincit amor
Вернувшись в Кремону из Казале Монферрато, адвокат дьявола снова отправился в замок герцога на урок латыни. Они с девушкой сидели в саду, сквозь кроны деревьев пробивался неровный свет. Элеттра переводила Вергилия.
— Вы знали, что Вергилий родился в Мантуе и в юности учился здесь, в Кремоне? — спросил адвокат.
— Понятия не имела. — Элеттра казалась безразличной, словно ее мысли были заняты чем-то другим.
— А о том, что во времена римлян земельные наделы вокруг Кремоны отняли у хозяев и отдали воинам Антония? Ваш отец легко может оказаться потомком тех воинов.
— Хмм. — Похоже, девушке было скучно, но она мило улыбалась.
— Кажется, сегодня вам не очень интересно. Мы еще совсем немного поработаем.
Элеттра долго сражалась с коротким, но сложным отрывком. Закончив, она посмотрела на зяблика, сидящего на дереве:
— Сегодня он поет радостно.
Она снова улыбнулась. Аркенти пристально смотрел на девушку, а она — на птичку. Элеттра вздохнула и вернулась к книге.
— Omnia vincit amor, et nos vincemur amori.
Она замолчала, прикусив губу.
— Любовь… все побеждает, мы… давайте… и мы… будем побеждены любовью.
Он слушал кивая.
— Еще раз?
— Все побеждает любовь, и мы покоримся любови. — Она произнесла фразу быстро, словно только поняла скрытую в словах истину. — Мне нравится. Очень нравится.
Сегодня она казалась мягкой, открытой, дружелюбной. Немного скучающей, но, вероятно, ей больше хотелось поговорить, чем заниматься переводом. Тогда адвокат дьявола подумал, что, может быть, ему представляется возможность получить сведения, которые он искал много недель. Он уже не подозревал, а знал почти наверняка, что кандидата в святые и старую герцогиню связывали любовные отношения, но хотел определенности. Зачем же я ищу определенности? Чтобы проводить больше времени с этой искусительницей? Чтобы оправдать собственную слабость, выискивая ее в другом?
— Элеттра, знаю, мы уже говорили об этом прежде, но я должен спросить еще раз. Это очень важно, и мой долг требует найти ответ прежде, чем я закончу расследование.
Она ответила без улыбки, глядя ему прямо в глаза:
— А если я не хочу, чтобы вы закончили расследование?
— Что вы хотите сказать?
— Что вы закончите и вернетесь в Рим и я больше не буду изучать латынь! — Девушка с удовольствием его поддразнивала. — У вас такой серьезный вид, — засмеялась она.
— Нет, Элеттра, мне в самом деле нужен ответ. Отложите на минуту книгу и послушайте. Ваша прабабушка многое рассказывала о Фабрицио Камбьяти?
— Да, конечно.
— Что она о нем говорила?
— Он был хороший, очень добрый человек.
— Тут нет ничего удивительного или необычного. Об этом говорят все жители города. А что-нибудь еще?
Она на секунду задумалась. Аркенти было интересно, не пытается ли она решить, выдать или нет тайну герцогини. Но вскоре девушка покачала головой:
— Больше ничего, ничего не припоминаю.
— Подумайте как следует. Это очень важно для расследования дела падре Камбьяти.
В ее глазах внезапно вспыхнул гнев.
— Мы уже говорили об этом прежде, и вы снова спрашиваете. Вечно выведываете, выпытываете. Почему вы так уверены, что здесь что-то скрывается? Все говорят, что он был святой, добрый человек, а вы все равно выискиваете худшее, как свинья, что выкапывает из грязи всякую гниль. Вы уже говорили с прабабушкой. Она не рассказывала мне ничего, чего не сказала бы вам.
Девушка была такой же упрямой и несговорчивой, как все ее родственники, если не хуже. Ее глаза потемнели, тело напряглось, казалось, она вот-вот взорвется.
Испытывая глубокое разочарование от постоянных трудностей расследования, адвокат дьявола иногда начинал чувствовать, что его почти не заботит установление истины в деле Камбьяти. Почему? Он всегда славился своей логикой, но когда он пытался логически рассуждать о деле Камбьяти, его мысли путались, перед глазами все время возникал образ девушки. То, что с ним происходило, было прекрасно и в то же время ужасно. Он разрывался пополам. Часть его существа оставалась в прежней жизни, часть — в новой, и ни с одной из них он не мог расстаться окончательно. Наконец адвокат понял, в чем дело. Он хотел, чтобы девушка признала правду. Даже если я все узнаю от старухи, этого недостаточно. Главное — девушка. Я должен заставить ее понять непреодолимую власть желания. Зачем?
