— Предлагаю два варианта, чурка, — прошептал, оглянувшись, Васька. — Или я тебя режу прямо сейчас, или позову людей да и расскажу им, каким мясом ты их потчуешь.
— Обожди, товарищ, брат, — зашептал, обливаясь потом, шашлычник. — За что ты меня резать хочешь? Бери шашлык, так кушай… Денег мне не надо, Аллахом клянусь!
— Это Аллах тебя надоумил из человечины шашлыки делать? — зашептал Васька зловеще и чувствительнее уколов иранца. — Меня не проведешь: я знаю вкус человеческого мяса. Так что, магометянин, сделал свой выбор?
— Постой, обожди! — взмолился тот в отчаянии. — Все забери, в ОГПУ сдай, только людей не зови!
— Разорвут боишься, падла?
— Боюсь… Уж лучше в ОГПУ сдай или зарежь прямо сейчас.
Шашлычник, побледнев, трясся от страха. Васька понял, что дело сделано: он сломил его волю. Душа возликовала от достигнутой победы, но победитель не собирался так просто отпускать свою жертву. В Носове обострился азарт охотника и жажда власти, ему очень захотелось дожать этого хлипкого и жалкого негодяя.
— Слушай сюда, падла, — прорычал он в ухо едва живого от страха шашлычника. — Кто поставляет тебе это мясо или ты добываешь его сам, меня не заботит. Если хочешь жить, то будешь работать на меня!.. Так что, жить хочешь?
— Хочу, хочу, — залепетал, брызгая слюной, шашлычник. — Я очень хочу жить!
— Мне нужны люди, молодые и крепкие. Не трупы, а люди, понял? За каждого, кто не попал к тебе на шашлык, я буду платить. Но платить, — Носов ткнул ножом промеж ног иранца, — за живых кастратов! Для чего они мне нужны, не спрашивай… Надумаешь скрыться — пожалеешь!
* * *
Хасан, попавший под пяту, оказался на редкость сообразительным. Он умело организовал дело и поставил его на поток. Каким-то образом ему удалось привлечь к «сотрудничеству» истопника Башкирского педагогического техникума. Орудуя вместе, они бесперебойно поставляли оскопленных парней и девушек Ваське Носову.
Носов не интересовался, как Хасан и его напарник делают дело. Численность его подопечных стала увеличиваться, и Васькина мечта о процветании сбылась. Около пятидесяти человек целыми днями трудились на общее благо, а с наступлением вечера община меняла облик и превращалась в «корабль» сектантов-скопцов.
* * *
Непроглядный мрак и тишина. Васька видит себя похороненным заживо. Он пытается повернуться в гробу на бок, но, оказывается, что лежит в могиле лицом к лицу с кем-то ещё. «Вот ты и на месте, — говорит ему сосед. — Теперь мы о многом с тобой побеседуем до Страшного суда, после чего рука об руку спустимся в ад!» — «Куда? — восклицает Васька в ужасе и вдруг узнает Ивашку Сафронова. — Ни рая, ни ада нет! Если человек умирает, с ним прекращается и вся его жизнь!» Сафронов хохочет и тычет пальцем в крышку гроба. Где-то наверху грызутся собаки, дико воя. Ваське хочется поскорее выбраться из могилы и бежать, бежать, бежать…
— Христос Василий, вставай!
«Тебя зовут, — хрипло смеется Ивашка Сафронов. — Видать, грехов добрать побольше на земле оставляют…» — И исчезает куда-то.
Васька подпрыгнул на кровати и вскочил на ноги. Перед ним стояла его верная «богородица» Альбина, одетая в белую, похожую на саван, рясу.
— Ты чего? — спросил он хрипло, все еще находясь под впечатлением приснившегося кошмара. — Чего пришла ты?
— Сестры все уже для радений собрались, — мягким певучим голоском проворковала «богородица». — Тебя ждут, Христос Василий, не начинают!
Мгновенно вспомнив о своих обязанностях Христа скопцов, Носов быстро переоделся и поспешил на «корабль». Адепты терпеливо дожидались кормчего в полном составе. Лица, словно восковые маски. Полное безразличие. В белых балахонах с капюшонами скопцы казались на одно лицо. И мужчины, и женщины — все назывались сестрами, однако чувствовалось, что все они угнетены, замкнуты и не испытывают ничего хорошего в ожидании радений.
Ваське сделалось дурно при мысли, что стоявшие перед ним люди оскоплены не по собственной доброй воле, а по его злой прихоти. Но он быстро подавил всплеск своей совести другой мыслью: «Вы бы все были убиты, разрезаны на мелкие кусочки для шашлыков, поджарены и распроданы голодным ничего не подозревающим людям!». К скопцам же он обратился с такими словами:
— Да здравствует Святой Дух, сестры мои!
Носов говорил много и охотно, вспоминая проповеди Ивашки Сафронова и даже подражая телодвижениям покойного. Он говорил и говорил, а скопцы слушали, уставившись в пол без эмоций. Наконец-то уразумев, что его красноречие едва ли кого трогает, Васька вышел в центр залы и пустился в пляс. Наблюдавшая за ним толпа начала оживляться и пришла в движение. Не прошло и получаса, как радеющие адепты стали испытывать единственную радость в своей жизни — радость от накатывания «духа».
Наплясавшись до одурения, кормчий незаметно вышел из круга и, тяжело дыша, наблюдал за своей паствой из темного угла. «Получилось, — думал он в полном восторге. — Все у меня получилось, как у Ивашки Сафронова! Теперь я Царь и Бог для них!». Васька ликовал. Что значит богатство и благополучие по сравнению с тем удовольствием, которое дает господство над людьми? Пусть он властвует над небольшой кучкой кастрированных калек, но это полное счастье, которое не сравнимо ни с чем.
8
Занимаясь расследованием по делу банды налетчиков, Степан Калачев понял, что пошел по ложному следу. Выдвигаемые версии лопались одна за другой, как мыльные пузыри, и он не представлял, что делать дальше.
Следователи Урала и Средней Азии, где успела поорудовать неуловимая банда, не смогли напасть на её след, но материалов накопили достаточно. Протоколы осмотров мест преступлений, допросов свидетелей и потерпевших — подробные, аккуратные и объективные. Показания о каждой бандитской вылазке под определенной датой. В них — малозначительные нюансы. Степан понимал, что нужно принимать во внимание все, и корпел над делами даже ночью. Наконец ему удалось набросать мало-мальски приемлемый план.
Когда он решил вдумчиво поразмышлять над его пунктами, супруга позвала его ужинать:
— Обожди, не дергай меня, Глаша! — взмолился он. — Дай покончить с делами!
Жена вышла из кухни и воинственно подбоченилась. Она изменилась в лице, а это свидетельствовало, что Глаша закипает от праведного гнева.
— Послушай, — заговорил Степан примирительно, — ты пока с детьми ужинай. Мою долю оставь на столе.
Жена подошла ближе и со всей серьезностью сказала:
— Работа работой, но и о еде помнить надо. Я постелю тебе на кухне на полу, чтобы ночью нас не булгачил.
Степан закончил корпеть над делами и планами по ним к полуночи. Осмотрев еще раз свои выписки, он пришел к неутешительному выводу: топтание на одном месте!
— Нет, если я прямо сейчас не лягу спать, то к утру одурею, — прошептал Степан, потягиваясь и зевая. — Только на свежую башку можно искать ключ к разгадке неуловимых!
