Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
«Все млеко под мостом сегодня ночью, и оно утекло», — сказал Колдун, — «— веди своего мальчишку, чтобы посмотрел на Игрушку».
Меж ними заключилось некое перемирие — ибо то была «последняя ночь», как я услышал шепотом. Я обернулся и узрел симпатичных придворных всех мастей: они стояли вокруг в расслабленных позах, но глубоко, напряжно внимательные — Среди них стоял и Амадей Барокк, таинственный мальчик Замка; и юный Воаз с компанией остальных. Напротив ограждения парапета, в другой части Замка я увидал в изумленье Старого Воаза: замковый смотритель сидел у старой печи в пальто старого бродяги, грел руки над углями, лицо бесстрастное, снежное — Вскоре после он исчез и через минуту вернулся, неприятно всматриваясь в нас старыми красными глазами от погребиной решетки или зарешеченного зального окна в ров — От зрителей донесся плеск замечаний; в толпе были и пугающие Кардиналы в черном, почти семи футов ростом и совершенно невозмутимые и длиннолицые. Сакс стоял гордо, бело пред ними всеми; величие его крылось в усталости и недвижимости его положенья, в совокупности с обломками пламени, что рвались из его погружающегося туловища, и он миг побродил взад-вперед в преходяще глубоком раздумье.
«Ну? — сказал Колдун. — Отчего ты отказываешь своему я в великой радости наконец-то узреть Всесветного Змея, своего пожизненного врага».
«Штука в том… мне только что стало ясно, что это… глупо —» — сказал Сакс, подчеркнуто произнося каждый слог, тонкими неподвижными губами, слова лишь выражались сквозь гримасу и скрюченный проклятьями напряженный язык —
«Эта штука больше, чем ты громоздишься, Орабус Флабус Подойди-да-взгляни».
Доктор Сакс взял меня за руку и подвел к Парапету Провала.
Я заглянул вниз.
«Зришь ли ты те два озера?» — вскричал Доктор Сакс громким безумногласом, от коего мне захотелось, чтобы его услышало не так много народу.
«Так точно, сэр». Я видел два отдаленных вроде бы озерца или прудика, что лежали далеко внизу во тьме провала, а мы смотрели сверху в телескоп на планету с озерами — и я увидел под озерами тонкую реку, она мягко помигивала, в дальнем свеченье — все это держалось на горбе суши, вроде скалистой горы, странной, знакомой формы, —
«И зришь ли ты реку внизу?» — воскликнул Доктор Сакс еще громче, но голос его ломался от чувства, и все, даже Колдун, прислушались.
«Так точно, сэр».
«Озера, озера!» — возопил Сакс, подскакивая к парапету и указывая вниз, и жестоко хватая меня за шею, и пригибая голову мою, дабы узрел я, и все зрители чопорно поджали губы в одобрении — «то глаза его!»
«А?»
«Река, река!» — толкая меня еще дальше, пока нога мои не перестали ощущать под собою почву — «то его рот!»
«Каук?»
«Лик Сатаны глядит на тебя в ответ, громадная и дурацкая штукенция, дурень!»
«Гора! Гора!» — заплакал я.
«То — его глава».
«Это Великий Всесветный Змей, — сказал Колдун, обращая к нам свое скривленное лицо с его невозможно снежным сияньем и саваном очей — восковоликий мертвец обратился в цветок, когда настал Силы срок.
«О сэр, О сэр, нет!» — услышал я свой крик громким голосом маленькомальчика, перекрывшим плеск веселого смеха всех придворных и гостюющих князей и царей Всемирного Зла со всех уголков ползучего земного шара — некоторые вздымали к устам тонкие носовые платки, вежливо — Я поднял голову и увидел, что в галереях наверху, в каменной полости Пещеры выстроилась тысяча Гномов —
Горнорудная змея внизу подымалась, по дюйму в час. «Еще через несколько минут, — сказал Колдун, — может, тридцать, может, одну, Змей достигнет редута, который выстроили наши горняки для него в нынезавершившихся трудах своих в моем услуженье — хорошо поработали, хорошо оценено!» — вскричал он полым голосом, что потрескивал, как система громкой связи со своими собственными эхо — «Слава Гномам, Певцам Дьявольской Лопаты!»
Сверху разнесся громкий лязг лопат — одни из дерева, другие из железа. Я различал только смутные массы за толпами гномов с антеннами. Среди них дико порхали Серые Гномические Мотыльки, от которых воздух становился многообразен, поскольку трагические лики их выглядывали из их ночи наверх, к текучим ажурам пламени, во всей темной пещере небес беззвучной, дикой, вслушивающейся. Ангелы Судного Дня через дорогу неимоверно лязгали. Я слышал кого-то из грохочущих птиц, что мы видели в Дракутских Тиграх. С каждой минутой гвалты снаружи Замка нарастали. Земля вновь содрогнулась, на сей раз встряхнув на фут облокотившегося Колдуна.
«Старый Голобус хочет запихнуть эту землю в утробу слишком быстро».
«И ты возъедешь на его спине?» — ухмыльнулся Доктор Сакс, простря драматически одну руку на вылинявший древесный край перил —
«Я поведу его через всю землю, в сотне шагов впереди, влача факел своего бремени, пока не достигнем мы щелочей Хеврона, а ты не слупишь ни шажка и не наложишь ни стежка на мою тропу. То была предопределенная тропа, и единственная, что ты, особенно средь невыбранных неизбранных, желая все же нацепить не те регалии и думать, что ты он, не ведаешь собственного безумья — зачем ты дышишь, когда восходит солнце — Зачемы дышы по утрам, Сюсипу? — Я б лучше повел свою свечную душу Сатаны со своим Обетованным Змеем драконить землю тропою слизневых пламен и разрушеньем за спиной — кроткий, мелкий, белый, старый, образ души, ведя свои освеченные бригады, моих диких и массивных Кардиналов, коих ты здесь видишь, оголодавших, как ястребы средь линеесте-мы, изголодавшихся до того, что будут жрать камни Победы — а расклинивать и запивать песком — Паломничества Змея — Мы потемним самое солнце в нашем марше. Деревушки будут заглатываться целиком, мальчик мой. Города небоскребов почувствуют на себе тяжесть таких масштабов — не сядут взвешиваться, а если да, то ненадолго, — а весы и Правосудие к бокам дракона не применимы — держит ли она подаянья, или утешенья в своих млечных дланях колесом — Либо твои Плодотворные Голубисты, половина коих арестована и уже гниет внизу — вижу, как они плавают по озеру млечной слизи — Огни пожрут твой Лоуэлл — Змей превратит подземки в свои кормушки — одним жеманным взмахом он укосит целые Указатели и списки переписей, либералов и реакционеров смоет реками его питья, Левое и Правое сберутся в единого безмолвного ленточного червя в его неуничтожимой трубе — Без пользы твои обычные пожарные депо и тупые департаменты — земля вернулась в огонь, западная ярость распоясалась».
И Доктор Сакс, слабо улыбаясь, приложил долгую бледную длань к сердцу, где в кармане хранился вакуумный шар — и ждал.
И вот могучий вздох возвысился из Провала, он рос в размерах, рокотал, сотрясал землю — и вонь поднялась, все придворные прикрыли носы, а кое-кто отвернулся, некоторые же бежали к дверям. Жутчайшее зловонье древнего Змея, что рос в земношаре, как червь в яблоке, с тех самых пор, как Адам с Евой не выдержали и расплакались.
«Нужды нет уберегать своих маленьких мушиястиков — У Природы нет времени вошкаться со своими насекомыми —» — склабится Колдун. Смердь Змея мне напоминает некоторые переулки, в которых я бывал, — мешаясь с кошмарным жарким ароматом, что никогда не был ведом ни единой птице, восходит со дна мира, из середины земной сердцевины, — запах чистого огня, и горящих овощей, и углей иных Эпох и Эр — сера с подлинной серной подземной полки — теперь горит, но в огрызке Великого Всесветного Змея обрела странную рептильную перемену — синие черви преисподней пожраны и воссылают свой изъян — Я не винил некоторых Придворных за то, что им стало противно даже от зрелища, коего они ждали годами. Огромные тучи пыльной жидкой фязи выпали из невидимого живого потолка глаз и душ — каплющим дождем — когда земная твердь содрогнулась сызнова, Змей продвинулся на дюйм своего часа. Теперь я знал, отчего согрясалась земля на Змеином Холмс. Я недоумевал, имеет ли это какое-то отношенье к той трещине, что я видел в парке, — к фезе о Каннибалах, что мчатся по челу холма, — тот странный день, когда я все это видел, и только что прошедший день, когда я лежал, глядя на золотые облака вчера-сегодня, что развертывались торжественной массой по предвечернему баллону —
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
