Доктор Чжоу приходила и уходила, но мае находилась при нем неотлучно. Она читала ему — в основном сочинения Ральфа Уолдо Эмерсона[12]— хотя мы и не были уверены, что он слышит.
— «Наша сила вырастает из наших слабостей, — читала она однажды утром. — Негодование, вооружающее себя тайными силами, не пробуждается, пока нас не уколют, не ужалят и жестоко не уязвят. Великий человек всегда хочет быть маленьким».
(Впоследствии в библиотеке колледжа я прочла эссе до конца и поняла, что мне его читали всего неделю назад, чтобы я заснула. Во времена невзгод Эмерсон всегда утешает и вдохновляет.)
Мы с Дашай намазались солнцезащитным кремом и отправились на берег. Она на следующий день уезжала, чтобы закинуть меня в колледж, а потом отправиться в Сассу. Это была наша последняя прогулка.
В тот день на широком белом пляже Тиби было полно народу с воздушными змеями; ярко-красные, желтые и зеленые оттенки змеев сверкали на фоне лазурного неба. Мы с Дашай были в солнечных очках, не пропускающих ультрафиолет, но яркость цветов тем не менее чувствовалась. Нам следовало быть осторожными и не оставаться на улице надолго, потому что цвета могли ошеломить нас и вызвать недомогание.
— Я не гожусь во врачи, — сказала я.
— Никто и не говорил, что ты должна стать врачом. — Дашай понадежнее завязала под подбородком пляжную шляпу.
— Мне не нравится находиться рядом с больными. — Сказала и полегчало. В коттедже я бы не посмела.
Над нами парили и кувыркались змеи, метались, ныряли, их ленточные хвосты полоскались в потоках воздуха.
— Дашай, как ты думаешь, он поправится?
Дашай запрокинула голову, чтобы понаблюдать за змеями.
— Я думаю, что для него делается все, что возможно. О ком я беспокоюсь, так это о твоей матери. Никто не следит за тем, чтоб она спала и ела.
Мы повернули и направились обратно. По пути я обнаружила, что рассказываю Дашай о ночи на болоте с Джейси, о том, как слышала кружившее снаружи палатки существо. Она слушала внимательно и, когда я закончила, сказала:
— Посыльный.
— Что?
— Понимаешь, это разновидность даппи. Дух, принимающий обличье животного. Иногда колдун может призвать дух с кладбища, чтобы тот выполнял его приказы. Иной раз такая тварь заводится у корней деревьев, поджидая, пока туда не забредет какой-нибудь несчастный дурак. Когда она двигается, слышно, как гремит цепь у нее на шее.
Недели три назад я бы отмахнулась от посыльного дьявола, как от легенды или суеверия. Но теперь я была готова поверить.
— Почему он не причинил нам вреда?
Дашай подняла маленькую ракушку и сунула в карман.
— Не знаю. Вы не лезли ему под ноги, а может, он и вовсе не за вами приходил. На Ямайке есть поговорка: «Даппи знают, кого напугать, а кому "спокойной ночи" сказать».
Мы покинули пляж и подошли к коттеджу. Машина доктора Чжоу, модель с откидным верхом, была припаркована на подъездной дорожке. Поднимаясь по лестнице, мы услышали мамин голос:
— Что вы имеете в виду? Что я пыталась убить его?!
Две женщины стояли в кухне, и ни та ни другая не обернулись, когда мы вошли. Воздух светился красным от их враждебности.
— Сыворотка, которую вы ему давали, была с примесями. — Доктор Чжоу говорила тихо, но преувеличенно четко выговаривая слова, чего я раньше не замечала. — Я проверила ее. В ней полно хинина. Хинин может вызывать аутоиммунную гемолитическую анемию.
Мае, казалось, вот-вот свалится. Она медленно помотала головой.
— Это тот же тоник, какой он принимает всегда. Его смешивает вручную его ассистентка — ее зовут Мэри Эллис Рут. Я позвонила ей, и она привезла сыворотку в то утро, когда я уехала в Джорджию.
Глаза и рот доктора Чжоу выражали скепсис.
— Она уважаемый гематолог. Она бы никогда не добавила хинин в заменитель крови. Я, кстати, также обнаружила существенное количество антидепрессантов. Они присутствуют во многих сыворотках, но в таком количестве — крайне редко. — Она повернулась ко мне. — Ари, можно мне взять пробу тоника, которым пользовалась ты?
Я взглянула на мае. Глаза у нее сверкали, но она кивнула, поэтому я пошла к себе в комнату и вернулась с флаконом тоника.
— Спасибо. — Доктор Чжоу взяла бутылочку и направилась к двери. — Я сообщу вам о результатах анализа.
Когда она ушла, мы с Дашай попытались успокоить мае.
— Она меня только что отравительницей не назвала! — кипятилась мае. Она мерила шагами кухню, затем резко развернулась и ушла к папе в комнату.
Мы с Дашай переглянулись. «Доктор Чжоу некогда была влюблена в папу», — подумала я.
Дашай вздохнула и подумала: «Может, это отчасти объясняет происходящее».
На следующее утро, когда мы загружали мои вещи в джип Дашай, подъехала машина доктора Чжоу. Она вынула с заднего сиденья картонную коробку и понесла ее нам.
— С этого момента ты будешь принимать вот это, — сказала она мне. — Выброси прежний тоник.
Дашай взяла коробку и сунула ее на заднее сиденье джипа.
— А что не так со старым? — спросила я.
— Хинина нет, слава богу. — Длинные волосы доктора Чжоу выбились из заколки и развевались на океанском бризе, как шелк. — Но достаточно антидепрессантов, чтобы вызвать серьезные побочные эффекты. Не испытывала ли ты в последнее время потерю аппетита, головокружение, снижение либидо?
Из моего беглого знакомства с трудами Зигмунда Фрейда я знала, что слово «либидо» означает сексуальное влечение.
— Первые два — да. Насчет последнего не знаю.
— А сколько обычно у четырнадцатилетних «либидо»? — спросила Дашай.
Чжоу улыбнулась.
— Много. Не забывай, она вампир. Надо учитывать, что формула, которую она принимала, была в течение многих лет популярна в сангвинистских кругах, где целомудрие является традиционным. Но согласно новой концепции, заменители крови должны управлять инстинктивными побуждениями, а не подавлять их.
— А вы не сангвинистка?
— Я независимый мыслитель. Сангвинисты, небьюлисты… эти секты были хороши в свое время. Колонисты просто придурки. Сейчас, по-моему, ни в ком из них нет нужды.
Я не обернулась, но почувствовала, что мама стоит у окна и смотрит на нас.
Дашай осталась снаружи разговаривать с врачом, а я вернулась в дом. Но мама уже отошла от окна и сидела у папиной постели. Лицо ее было напряжено, руки стиснуты на коленях.
— Первый раз я встретила отца там, на пляже, не больше чем в пятидесяти футах отсюда. — Она говорила, не глядя ни на кого из нас. — А потом не видела его двадцать лет.
