22. Сон белой комнаты
Ночной дождь падал на деревню Ку-Фу, сверкая в лунных лучах, пробивавшихся сквозь тонкий слой облаков. Мягкие плещущие звуки за моим окном сливались с ударами капель туши, срывающихся с мышиных усов кисти для письма. Я старался, как мог, но просто был не способен выразить те чувства, которые охватили меня, когда Руки и Голова Великого Корня Силы вернули детей с порога смерти, но так и не смогли закончить исцеление.
Они снова очнулись в странном мире Прыгающих Пряток, они снова улыбались, смеялись и распевали бессмысленный стишок Подушки Дракона. Они снова зевнули и легли на кровать, их глаза закрылись, несчастные вновь погрузились в глубокий беспробудный сон.
Людям не оставалось ничего, кроме как обратиться к суевериям предков. Старшее поколение привязало ко лбам детей по зеркалу, чтобы демоны болезни увидели отражение своих собственных уродливых лиц и убежали от страха. Отцы выкрикивали имена своих чад, размахивая детскими игрушками, привязанными к длинным шестам, в надежде приманить блуждающие души, а матери застыли в ожидании у изголовья кроватей с верёвками наизготовку, чтобы привязать души к телам, если те вернуться. Я повернулся и убежал к настоятелю, громко хлопнув дверью.
Ничто, кроме Сердца Великого Корня Силы, не могло спасти детей моей деревни. Меня тошнило от страха, я поднял взгляд и увидел на стене цитату в рамке из «Поучения древних»: «Все деревья имеют вершину и корни, все события имеют начало и конец. Тот, кто правильно поймет, что идет в первую очередь, а что во вторую, станет ближе к Дао».
Я так далек от познания Дао, а детские игры, бессмысленные стишки, корни женьшеня, птицы, перья, флейты, шары, колокольчики, страдающие призраки, ужасные монстры, князь Цинь вертелись вокруг меня, и смысла в атом столпотворении не было никакого.
Открылась дверь, и в комнату вошел Ли Као. Он выпил три чаши вина, одну за другой, потом сел напротив меня, вынул из пояса маленький бронзовый колокольчик и аккуратно позвонил в него.
Мы услышали барабанный бой, а потом великолепно поставленный голос молодой женщины начал нараспев рассказывать нам историю о великой куртизанке, которая состарилась и под бременем лет пошла на унижение, выйдя замуж за купца. После второго звонка колокольчика ритм стал гораздо оживленнее, и нам поведали восхитительно непристойную сказку о Золотом Лотосе. Третий звонок пробудил песню о том, как ученый Пи Хань был предан казни по приказу глупого императора, который хотел посмотреть, правду ли говорят, что у мудреца семь отверстий в сердце.
У нас была флейта, рассказывающая сказки, шар, показывающий забавные картинки, и колокольчик, исполнявший классические народные песни. Все три предмета мы должны были поменять на перья.
Ли Као тяжело вздохнул, положил колокольчик обратно в пояс и налил себе еще чашу вина.
— Я разгадаю эту тайну, даже если мне придется вытащить на поверхность корни священных гор, взойти на вершину Тайшаня, пересечь мир по Великой Реке Звезд и достигнуть Врат Великой Пустоты, — мрачно сказал он. — Бык, легкий изъян в моем характере оказался божественным даром. Когда я вижу что-то действительно нечистое, то могу сравнить его с потенциальной мерзостью, таящейся в глубинах моей души, и именно поэтому способен пойти в место вроде Пещеры Колоколов и выйти оттуда с песней на устах. С другой стороны, ты страдаешь от неизлечимого случая повышенной чистоты мыслей.
Он остановился, обдумывая следующие слова, но я его опередил:
— Мастер Ли, понадобится двадцать тонн Огненного Снадобья, чтобы оттащить меня от наших поисков, — сказал я так твердо, как мог, но, похоже, голос меня выдал. — К тому же они могут снова привести нас к Кролику с Ключами, а значит, и к Облаку Лотоса, а я с превеликой радостью сражусь с тигром за честь возлечь с ней на ложе.
К моему удивлению, оказалось, что последняя фраза — чистая правда. Поразительно, каким бодрящим средством были мысли об Облаке Лотоса. Я в изумлении уставился на собственные руки, неожиданно прекратившие дрожать, и убежденно заявил:
— С целой стаей тигров.
Ли Као с любопытством посмотрел на меня. Мы посидели молча, тем временем в комнату вплыли отголоски драки двух котов, а потом звук того, как тетушка Хуа прогоняет их метлой. Ли Као пожал плечами, протянул руку и, приложив палец к моему лбу, процитировал Лао-цзы.
— Блаженны идиоты, ибо они счастливейшие из людей. Замечательно, мы оба покончим жизнь самоубийством, но сегодня Цинмин, и ты должен почтить мертвых. Уходим поутру.
Я поклонился и оставил его наедине со своими мыслями. Взял немного еды и вина из монашеской кладовой, вышел на яркое солнце, одолжил из сарая с инструментами тяпку, грабли и метлу. На дворе стояла самая совершенная весна, которую только можно себе представить, великолепная погода для праздника поминовения усопших. Я направился к надгробиям родителей, сгребал листву, подрезал кусты и подметал, пока место их упокоения не стало безупречным, потом принес дары вином и едой. Я сохранил кисточки и узоры с той великолепной шляпы, которую носил во время нашего визита к Прародительнице, а также пояс с нефритовой отделкой и изукрашенный золотом веер. Все это я положил в чашу для специальных приношений, после чего преклонил колени в молитве. Я просил своих отца и мать послать мне мужества, чтобы не опозорить предков. Когда молитва закончилась, я почувствовал себя гораздо лучше, встал на ноги и побежал к восточным холмам.
* * *
Столетия назад нашей долиной правила великая семья Лю. её поместье до сих пор стояло на вершине самого большого холма, хотя сейчас владельцы редко навещали его, и только садовники по-прежнему следили за знаменитым парком, с любовью описанным в трудах таких уважаемых писателей, как Чжао Цзюньцин и Као Нго. Я знал его, как свои пять пальцев, и через потайной ход под высокой стеной прокрался в этот рукотворный рай. Земля сияла желтыми хризантемами, на холмах росли тополя и осины. Серебряная дуга водопада соединяла живописный утес и ярко-голубое озеро. По берегам его высились цветущие персики и деревья с фиолетовыми цветами, растущими прямо на ветках и стволах, за ними виднелись груши, а вдалеке миллионом алых соцветий горели абрикосовые деревья.
