— Продолжайте.
— На захваченный батовцами плацдарм высаживается Первая Механизированная. Охватив Саутгемптон, она соединяется с левым флангом «Гаммы» и формирует сплошной объединенный фронт. Далее — развитие наступления в направлении Ковентри и Бирмингема. Подробное описание и подсчет будут готовы через два дня.
Сталин достал трубку, не спеша, вдумчиво раскурил ее. Минут пять, не меньше, он курил, с видимым удовольствием вдыхая дым и выпуская его ароматными пушистыми облачками. На самом деле, и все присутствующие прекрасно это знали, мозг Вождя напряженно работал, анализируя мельчайшие аспекты сказанного. Вопреки обыкновению, на этот раз Сталин предпочел сразу вызвать всех причастных к разведке и военному планированию и выслушать их лично, без предварительного ознакомления с письменными отчетами и предложениями. Из вспомогательных материалов была лишь большая карта Северной Европы на специальном стенде.
Опытные управленцы и администраторы могли догадываться, почему. Это совещание было своего рода окончательным прогоном идеи. С минимумом бумаг и вообще какой бы то ни было отчетности. Вождь хотел еще раз выслушать советников в относительно неформальной обстановке и принять окончательное решение, оставляя как можно меньше свидетельств истории.
— Конечно же, и это все будет пересматриваться… Как и у немцев… — то ли спросил, то ли отметил он наконец.
— Да, конечно. — Хотя Генсек и не спросил прямо, Хлынов счел за благо ответить. — Прежде всего, опять же в привязке к плавсредствам. Есть мнение, что морскую пехоту придется заменить воздушным десантом.
— А что, кстати, с плавсредствами?
— Пока — плохо, — честно ответил Корней Никифорович. — Но это временно, есть очень перспективные идеи. В общем-то для десанта через Канал годится любое самоходное плавсредство, скорость рассчитываем исходя из продолжительности темного времени суток. Летом часов шесть, не более. Для войск собираются любые шаланды, удовлетворяющие данному критерию. Но главное — «БДС», «баржа десантная сборная». Саму идею мы позаимствовали у американцев, точнее, у их техники быстрого сбора торговых судов. Простой корпус на винтах, секционная сборка — дешевле ничего не бывает. Два дизеля с водяным контурным охлаждением забортной водой. Мощность на двух валах шестьсот лошадиных сил, водоизмещение триста брутто-тонн. Как раз на два танка или батальон пехоты. Плоское дно, мореходность — четыре балла при высоте волны до одного метра. Чертежный проект уже есть, в апреле будет опытный образец. Теоретически его можно выпускать серией до двухсот единиц в месяц. Доставка по железной дороге, сборка силами саперного взвода в течение суток. Если пойдет без сбоев, это решит проблему переброски основной военной силы, останется разобраться со специальной техникой, командными пунктами и организацией временных причальных сооружений. Здесь главный вопрос — график доставки и хранения готовой продукции на побережье.
— Самая больная тема на самом деле — топливо и боеприпасы, — негромко вставил Жуков. — Расходы и того и другого будут запредельными по всем меркам. Так что — топливопроводы, постоянный цикл оборачиваемости судов и буксируемая тара. Но здесь мы ожидаем помощи от немцев, они планировали свой бросок через Ла-Манш еще с двадцатых. Сейчас специальная комиссия готовит точный перевод чертежного массива на русский. Мы просто скопируем их технику.
— Посредственно, — подытожил Сталин. — Очень посредственно. Все наскоро и неточно, нет единого увязанного плана, нет даже конкретного списка всего необходимого. В каждом пункте — сплошные вопросы и предположения.
Он положил потухшую трубку, встал, прошелся, чуть подволакивая затекшую ногу.
Хлынов быстро, вопросительно глянул на Жукова, будто спрашивая, стоит ли объяснить объективные трудности сбора информации, подготовки операции, и тем более — отчета в такой специфической обстановке. Жуков чуть качнул головой в отрицательном жесте — он общался со Сталиным гораздо дольше и хорошо знал, что во всем, что делал Генеральный, был практический, продуманный смысл. Просто далеко не все могли его разгадать.
Сталин ходил и думал, но совершенно не о том, чего ожидали его подчиненные-сподвижники.
Вопрос о вторжении был давно решен, решен в ту ночь на безымянном полустанке, при встрече с Шетцингом. Более того, еще задолго до встречи Сталин был готов к такому повороту событий, хотя опасался и не желал его. Он не рассчитал активности и напора Черчилля, но то, что на волне побед немцы так или иначе попытаются добраться до ненавистного острова, было (к сожалению!) более чем вероятно. И в сложившейся конфигурации сил, воль и намерений пришлось выступить самым невыгодным и нежелательным для Союза путем — принять участие в атаке метрополии. Принять этот путь и победить, переиграв противника в его же игре.
Сталин знал все проблемы разведки, промышленности и вооруженных сил. Прекрасно понимал, насколько тяжела поставленная задача и с каким скрипом она будет решаться. Он уже беседовал по отдельности с Молотовым, Маленковым и Великановым, разносторонне оценивая политическую, экономическую и управленческую готовность Союза к грядущей войне. Вызывал Кузнецова, Голованова и Самойлова, вместе с ними рассчитывая возможность объединенных ВВС Нового Мира сточить в затяжных боях воздушный меч Британии, возможность остановить Флот Метрополии в его решительной атаке плацдарма и линий снабжения. И еще многие иные руководители, аналитики и ответственные работники побывали в этом кабинете за две недели, прошедшие с того дня как Василевский привез добрую весть о нейтралитете американцев.
Теперь Сталин хотел послушать военных и разведку. Не узнать от них что-то новое, а именно послушать. Важно было не то, что они скажут, но как скажут. Все время, пока три его «гостя» излагали свои мысли и намерения, он смотрел и слушал, как умел только он — незаметно и неощутимо. Как бывалый охотник в тайге, он провоцировал, искал и выслеживал в их лицах и словах нотки неуверенности, скрытого страха, опасения.
И не находил.
Они были слегка растеряны, отчасти рассержены и удивлены необычным ходом совещания. Перед ними была невероятной сложности задача, равной которой не решал никто и никогда.
Но Сталин не чувствовал в них той внутренней неуверенности, неверия в себя, что убивает любое начинание еще в колыбели.
И сейчас он не мыслил о великом, о «баржах сборных», армейских группах и перспективах замены морпехов на воздушный десант.
Он гордился. Собой и своей работой. Двадцатью годами невероятной, немыслимой сложности работы, от которой каждый день хотелось опустить руки и уйти из политики, из страны. Из жизни, наконец.
Той работой, в результате которой теперь перед ним сидят только лучшие, только знающие, только способные люди, которые совершенно серьезно, без тени позерства и игры решают вопрос — как в соответствии с директивой 060741 затопить Англию. Ту самую Англию, что два столетия правила морями и миром.
Негромко шмыгнул носом простуженный Жуков, и этот домашний, совершенно не вяжущийся с общей обстановкой звук вернул его обратно на землю.
