Самодостаточность – вот ее второе имя. Грюне рвала редкие лесные цветы, любовалась причудливыми узорами на коре древних сосен, слушала пение птиц.
Прапорщик рассказывал рядовому о своих мучениях:
– Я ж в бутылке такого натерпелся! Ни подвигаться, ни выпить, ни экспроприировать ничего нельзя! Сначала думки разные гонял, а потом сны начали сниться. Как бы наяву. Будто я работаю на огромаднейшем складе. И там есть абсолютно все, прикинь? Вообще все. А я ни болтика не могу унести. Почему? Отвечаю. Потому что каждая самая мелкая финтифлюшка типа гайка прилипла к полке. Ко мне приходят, накладные приносят. Показываю товар – они берут. А как сам пытаюсь взять – ни фига! – приклеено! Вот такая загогулина.
Коля сочувственно вздохнул.
– Ладно, – закруглил тему Палваныч. – Ты мне вот чего доложи. Вот когда ты шастал по ихним тылам, я так понял, видел секретный завод. Да?
– Так точно.
– А что они там делают?
Парень почесал кончик носа:
– Честно говоря, не знаю, товарищ прапорщик.
– То есть?
– Ну, сначала не до этого было, а потом, убегая, как-то не поинтересовался. Павел Иванович, мне крупно повезло, что я оттуда ноги унес.
– Угу, большое достижение всего коллектива, – недовольно пробурчал Дубовых.
– Ха, я бы посмотрел на вас в моем положении! – не сдержался солдат.
Прапорщик остановился.
– Рядовой Лавочкин, по-моему, у тебя случилось головокружение от успехов, – сказал он. – Эта негативная буржуазная тенденция наблюдается мной с тех пор, как потенциальные враги нашей страны, России, если ты не забыл, тебя подкупили.
– Чем?!
– Титулом. Ты у них, видите ли, барон. Барон сюда, барон туда. А я тебе так скажу: нет абсолютно ничего почетного в том, что тебя называют все, кому не лень, фрайхером![35]Мол, свободен, и далее по тексту.
Коля промолчал.
– К чему я это? – спросил то ли себя, то ли солдата Палваныч. – А! Ты, салага, бритый гусь, не просто в разведку сходил. Ты вообще ничего не разузнал, да еще и месяц времени сжег. На языке военной теории это называется «облажаться по самые уши».
Лавочкин покраснел. Командир был прав, но парню не хотелось выслушивать его занудные поучения.
Дубовых и сам для разнообразия не стал развивать тему. Произведя «штатную вздрючку», он неожиданно оттаял:
– Оба мы не без греха. На ошибках учатся, так сказать. Продолжаем движение.
Через пару минут Палваныча потянуло на разговоры.
– Рядовой Лавочкин, ты какие книги читаешь?
– Разные, товарищ прапорщик.
– Ну, там, про любовь или типа «Войны и мира» Достоевского?
Коля еле сдержал смех:
– Нет, я фантастику люблю.
Дубовых рассмеялся:
– Правда, что ли? Ну и карикатура! Фантастика – чтение для молокососов![36]
Дальше шли молча.
После полудня сделали большой привал. Кирхофф и Ларс ужасно устали. Страдальчески ноя, они упали на траву и вытянули утомленные ноги. А Грюне, напротив, будто бы и не шагала. Лавочкин залюбовался на то, как она изящно порхает по полянке. Девушка достала снедь.
– Что, работнички культуры, выдохлись? – Палваныч хмыкнул. – Поучаствовали бы в марш-бросках, да с полной экипировочкой, не стонали бы сейчас, словно призывники на медкомиссии. Берите пример с Николаса. Видите, что армия с человеком сделала?
«Да, не пощадила она меня», – подумал солдат.
Поели.
Коля ослабил Знамя, принялся изучать карту. К нему подсела Грюне.
– О, да нам еще топать и топать, – тихо протянула она.
– Хм, по-моему, немного осталось, – сказал парень. – Скоро Драконья долина кончится, начнется подъем. Тут и Вальденрайх.
– Но после Вальденрайха-то сколько? – Пальчик девушки как бы перечеркнул лесное королевство с запада на северо-восток и заскользил дальше, за кромку карты.
– Куда это ты собралась?
– В замок ведьм, естественно, – заявила Грюне, как бы дивясь Колиной недогадливости. – И не я, а мы.
– С этими лопухами?! – Лавочкин кивнул на Кирхоффа с лютнистом.
Девушка переливчато рассмеялась. Солдат непроизвольно заулыбался.
– Николас, ты меня изумляешь! – проговорила наконец она. – Уж кому-кому, а им в замке ведьм делать нечего. В отличие от тебя.
– О чем ты, Груня?
Красавица глубоко вздохнула, мол, осточертели непонятливые:
– Если человек идет в замок ведьм, то уж наверняка не только погостить, правда? Хранительницы решили передать Молот в надежные руки. Война ведь. Устремления нашего бытия сошлись на тебе, барон из иного мира. Ты честен. Тебе не нужен Молот. Ты не воспользуешься им во вред. И несомненно, вернешь его, когда нужда в нем отпадет. Не заберешь же ты его с собой?
Странно, рядовой не удивился. Скорее испытал приступ раздражения. Все-то его уже поделили и за него распланировали. Лавочкин внутренне усмехнулся: «Без меня меня женили».
– Елки-ковырялки, а если я пошлю тебя с хранительницами подальше?
– Лучше не надо, – промолвила Грюне. – Ты сильный колдун. Мало ли…
Вспомнив выкрутасы Знамени с патронами, солдат согласился.
Девушка взяла его за руку:
– Рано или поздно, но вы встретитесь с Молотом Ведьм. Иначе он попадет в лапы Дункельонкеля.
– Я домой хочу, понимаешь? – жалобно сказал Коля.
– Хочешь? Значит, будешь, – заверила Грюне.
К ним подошел прапорщик Дубовых.
– Хватит ворковать, снегири, – прохрюкал он. – Конец привала.
Палваныч возглавил колонну, а Лавочкин принялся на ходу выспрашивать у девушки про артефакт.
Молот Ведьм был поистине уникальным боевым инструментом. История его была гораздо древнее, чем легенда о горбуне Страхенцверге.
По преданию, Молот принадлежал древнему мужланскому божеству. То ли Тору, то ли Бублику. Бородатый сумрачный дядька с неуживчивым характером предпочитал справляться с трудностями силовыми методами. В красивых и пугающих песнях рассказывалось, что Бублик, чуть сердился, сразу метал молнии. Для сего строгого занятия гигант пользовался огромным молотом, которым долбил по небосводу.
Летели искры, грохотал гром. Небу было больно, оно плакало.
Правда это или нет, знает лишь научный материализм. Доподлинно известно одно: когда время великанов прошло и наступила эпоха людей, в далеком северном замке собрался тайный орден ведьм. Колдуньи захватили брошенную циклопами недвижимость, где посвятили себя изучению магии.
