Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Орли лежала поперёк взрытой постели на животе, болтала ногами и, подперев рукой щеку, скролила айпэд.
— Мы с тобой сегодня куда-нибудь поедем, — безапелляционно заявила она, — и я сейчас скажу куда.
— Надо было сразу рюмаху коньячины бахнуть, — вздохнул Глеб. — Тогда бы сидели дома. Рюмка утром — день свободен.
— На тачке бы поехали, лентяй чёртов. И не хватай меня за попу, ты не заслужил. Желаю в кино, вот. А что, «Девушку с татуировкой дракона» ещё не показывают?
— Ещё нет. «Миссию» новую показывают с Томом Крузом.
— Мордобой мне смотреть не интересно. Поехали на выставку в Дом фотографии. Там должно быть здорово.
— Мне лень.
— На Полянке в магазине встреча с Уэльбеком.
— Терпеть его не могу.
— Ну, поехали на «Отто Дикс» в Дом художника.
Глеб понимал, что Орли хочется есть Москву большими кусками.
— Я не поеду ни на какую выставку, — сказал Глеб, лаская Орли по задочку. — Тем более на выставку современного искусства. Не поеду на концерт. Не поеду на ярмарку цветов на ВВЦ. Не поеду на биеннале кошек. Не пойду в аквапарк, в цирк, в театр. Придумывай ещё. Но только что-нибудь своё, оригинальное. «Афишу» я тоже читаю.
Глеб знал, что никакой свободы выбора в Москве нет. Москва живёт по стратегиям. Здесь у людей есть деньги, поэтому для любого занятия, для любого дела хваткими людьми уже разработаны, так сказать, стратегии реализации, стратегии исполнения: они продеты в пункты по обмену денег на услуги, как шнурок в дырки. Ты идёшь на концерт, — значит, заодно посещаешь ресторан и магазин. Ты идёшь в бассейн, — значит, заодно посещаешь массажный салон и автомойку.
Ничего нельзя осуществить так, как хочешь. Хочешь нажраться — это надо делать с друзьями в кабаке, где стриптиз и боулинг, а не в парке на скамейке. Хочешь потрахаться — это надо делать в гостинице или в сауне, и все параметры общения с девочками оговариваешь на берегу. А на тех, кто отклоняется от разработанных стратегий, идёт охота, потому что такое отклонение — тоже чей-то бизнес. Это правила жизни в городе с большим сервисом. За тебя уже всё решили.
Определённость создавала рамки, они не позволяли ощутить себя отдыхающим на воле, поэтому Глеб не желал никуда идти. А женщине для счастья воля была не нужна, и Орли требовала сладкого рабства.
— Тогда давай поедем просто на Винзавод. Там всегда прикольно.
— Не прорвёмся туда через Центр, — вздохнул Глеб. — Митинги же. А в объезд — лучше сразу меня убей.
— Всё, блядь! — разозлилась Орли. — Тогда едем на митинг!
— А зачем? — Глеб тихонько втискивал свою ладонь между круглых и горячих ляжек Орли.
— Я буду выражать свою позицию!
— Я знаю одну позицию и хочу, чтобы ты её мне выразила.
— Я буду протестовать! — упрямилась Орли.
— Против чего? — шепнул Глеб ей на ухо.
— Против тебя, потому что ты жопа!
Конечно, Орли победила. Через час они уже выезжали со стоянки, чтобы попасть на митинг. Глеб отнёсся к этой блажи стоически, а Орли была полностью удовлетворена. Она включила диск Il Divo и рылась в айпэде, изучая по прессе, блогам, Твиттеру и соцсетям, что же происходит на акции протеста. Глеб понимал, что Орли наплевать на все демократии и автократии, ей просто не терпится почувствовать себя москвичкой, живущей интересами Москвы.
— Пишут, что сто тысяч народу придёт, — деловито сообщила Орли.
День был хмурый, а точнее, никакой, как будто пережидал сам себя. На перекрёстке с улицей Пальме и Университетским проспектом Глеб глянул направо, в перспективу. Там было всё нормально: никаких студенческих шествий. Не то что толпа на проспекте Сахарова.
Глеб подумал, что нынешние волнения напоминают французскую весну 1968 года, когда восстали студенты Парижского университета и даже Сорбонны. Студентов поддержали профсоюзы и так далее, и в конце концов де Голль ушёл в отставку. Но студенты бушевали не по-детски. А ныне в Москве при ста тысячах протестантов МГУ стоял, как скала, невозмутимо. Потому что для многих студентов МГУ протест подле стен университета означал изгнание из этих стен, а изгнание из МГУ означало потерю Москвы, а Москва стоила всех месс, то есть всех свобод, равенств и братств, и это без вариантов.
— Бли-ин, кого там только нет, — сказала Орли, продолжая терзать айпэд. — Понятно, Немцов, Навальный, Акунин, Быков, журналюги разные, а ещё Прохоров, Кудрин, Троицкий и даже Ксюша Собчак…
— Серьёзный пул, — удивился Глеб.
— Оцени лозунги. — Орли поудобнее повернулась в кресле боком и поджала ногу. — Ну, разные там «Отдайте нам наш выбор» и всё такое не считается… Вот… С портретом Путина: «Обещаю обещать!» Ещё: «Свободу сиськам!», «Верните кокаин в кока-колу!», «Нам нужен новый ридер!», «Вор должен лежать!», «Джунгли зовут!», «В ЖО ПУ!». Самое классное — айпэды поднимают на палках, а лозунги — на экранах. Воще крутой прикол.
«Лексус» Глеба поднырнул под эстакаду Третьего транспортного кольца и выкатился на Бережковскую набережную. Вдалеке и справа, за серым студнем плоскости Москвы-реки, виднелись розовые короны башен Новодевичьего монастыря, игрушечные купола и колоколенка. Перспективу реки и улицы запирала высотка МИД, а слева торчали какие-то неуместные красно-белые трубы ТЭЦ, будто в Апатитах.
«Лексус» потихоньку увязал в замедляющемся потоке.
— Смотри. — Орли протянула Глебу айпэд, пользуясь тем, что в пробке Глеб может и отвлечься. — Девчонки нарядились зайчиками «Плейбоя» и стоят с плакатами «Мы не бараны». Остроумно.
Глеб глянул в экран. Остроумно. И девчонки хорошенькие.
— А эти в знак протеста танцуют. — Орли снова сунула Глебу айпэд.
В мутном и мигающем ролике танцевали три или четыре девушки в зимних одёжках. Это было очень мило и эротично.
Глеб понял, что Орли тоже хочется быть там. Чтобы её считали равной. Чтобы на неё смотрели и восхищались ею. Акты гражданского протеста на самом деле были только праздником непослушания, не более. Если нет карнавала, можно заменить его и демонстрацией, к тому же для карнавала не хватает ни традиции, ни раскованности, ни темперамента, ни климата. Может, в Глебе, как в филологе, проснулся неистребимый Бахтин, или даже Бодрийяр, но неподлинность бунта для Глеба была подчёркнута креативом вроде лозунгов или ряженых.
Креатив — он всегда с мессиджем, — думал Глеб. — Уайльд утверждал, что настоящее искусство лишено цели, а креатив всегда имеет цель, пусть даже эта цель — самовыражение автора. Назначение креатива — маскировка. Креатив помогает замаскировать подвал под ресторан, рекламу под творчество, удовольствие под недовольство.
— Смотри. — Орли всё подсовывала новые сюжеты.
«Лексус» встал в мёртвую пробку, и Глеб рассматривал репортажи с митинга. Огромная толпа с шариками и флагами. Гомон, свист, смех, гавкающий гул мегафонов на трибуне, полевые кухни. В толпе ходит волшебник в мятой шляпе из фильма о Гарри Поттере и размахивает волшебной палочкой, видимо, обещая преобразить страну. Мелькает и Дед Мороз — чудотворец-конкурент. Какие-то люди, наряженные презервативами. Чёрный транспарант с черепом, костями и надписью: «Пиратская партия: качай права!» Воодушевлённо рисуют художники с покрасневшими от холода руками. Все фотографируют всех.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74