— Вполне возможно, я часто беседовал с ним. Это был человек убеждений и очень славный. Если у кого-то возникали трудности с судебными органами, он призывал к разделу имущества по соглашению, ну и, конечно, к милосердию.
— Я не очень понимаю вас.
— Это единственный священник из тех, кого я знаю, кто требовал тайных пожертвований.
— Тайных?
— Да, причем не монетами… только купюрами, и передавал их тем, кто нуждался. Нет, правда, это был святой человек. Многие будут сожалеть о нем.
— Конечно-конечно, но вы припоминаете мотив вашей последней беседы?
— Ну да… Э-э… Нет, не совсем. Наверняка это был обычный разговор, которые у нас так часто случались.
— Из его переписки я понял, что он вроде бы проявлял живой интерес к вашему новому сорту, кажется, две тысячи третьего года.
— Как член содружества, что вполне естественно. А кроме того, для него это было одним из величайших удовольствий на земле. Думаю, ему подходили лишь два рода занятий.
— Да, и какие же?
— Он мог быть либо виноградарем, либо священником.
Протянув канеле сенатору, Клеман подхватил:
— Я добавил бы еще один род занятий: энолога. Насколько я понял, он был экспертом по виноделию.
Кюш беседовал по телефону с журналистами. Известие об аресте Андре уже просочилось. Как и положено осмотрительному следователю, капитан опроверг информацию о неизбежном привлечении задержанного к суду. Надя перечитала показания смотрителя винного хранилища. В кратчайшие сроки она должна отправить их в прокуратуру.
В полуоткрытую дверь дважды постучали. Шане просунул голову в щель.
— Входите.
— Спасибо. Могу я поговорить с капитаном одну минуту? Я вернулся из Либурна.
— Да, присаживайтесь, он сейчас освободится.
Положив трубку, Тьерри Кюш повернулся к Наде и Шане:
— Ну что?
Профессор казался спокойным.
— Дайте мне время до завтра… Он невиновен!
Поздняя ночь. Два человека проникли в мастерскую гаража Барбозы. Один держит другого под прицелом пистолета, направив дуло тому в спину.
— Вот увидите, я вам не солгал… Здесь все.
После нескольких дней заточения владелец гаража почти доволен тем, что оказался в привычном месте. При свете карманного фонаря он направился к автомобилю, покрытому брезентовым чехлом:
— Все тут, я не прикасался к этому пятнадцать лет.
Владелец гаража снял с машины чехол. Глазам предстала старая темно-зеленая малолитражка. Это старая модель с пресловутыми дверцами обратного открывания, так называемыми дверцами-убийцами. Ей, без сомнения, больше сорока лет.
Открыв дверцу в обратную сторону, Барбоза приподнял коврик со стороны пассажирского сиденья:
— Тут! Под передним ковриком… — Наклонившись в кабину, он достал четыре школьные тетради, которые протянул другому человеку: — Вот, вы получили все… Теперь вы можете отпустить меня, я вам больше не нужен.
Незнакомец приложил палец к губам, призывая Барбозу к молчанию:
— Тсс…
Положив фонарь, он начал листать тетради, страницы которых пожелтели от времени. На обложке одной из них отчетливо написано: «ДНЕВНИК РЕЖИНЫ КАДОРЕ. 1968–1972 ГОДЫ».
— Все тут, вы увидите… Это кормило меня на протяжении двадцати лет.
Человек достал из кармана мобильный телефон, набрал номер и протянул телефон Барбозе.
— Я понимаю, я знаю, что должен сделать…
Абонент ответил.
— Алло, да, это Барбоза… Я знаю, полицейские разыскивают меня… Послушай, у меня мало времени… Мне нужны деньги… Пятьдесят тысяч евро наличными… Это в последний раз, я отдам тебе тетради… Я знаю, это много… Но у меня нет выбора… Да, я понимаю… Подожди… — Барбоза закрыл ладонью трубку. — Ему нужно несколько дней, чтобы собрать сумму.
Вместо ответа этот некто поднес к лицу владельца гаража четыре пальца.
— Я даю тебе четыре дня… О'кей, в субботу вечером, в половине двенадцатого, на обычном месте.
Владелец гаража выключил телефон, незнакомец забрал мобильник, и в этот момент Барбоза бросился на него. В темноте завязалась потасовка. Затем послышался глухой шум, и все. Кто-то один поднялся… Незнакомец привел себя в порядок и подобрал фонарь. Его свет упал на тело Барбозы. Рядом с его рассеченной головой валялся большой окровавленный раздвижной ключ. Победитель пощупал пульс, приложив палец к сонной артерии, затем направился к машине и накрыл ее брезентовым чехлом…
Среда, 27 июня
Неистовый стук в дверь в половине восьмого утра заставил Кюша прервать бритье.
— Это Памела! Скорее! Скорее!
С покрытой кремом для бритья правой щекой, полицейский открыл дверь и увидел испуганную молодую женщину:
— Что случилось?
Не говоря ни слова, Памела протянула адресованное полицейскому письмо.
Перед глазами Кюша оказался прекрасный образец анонимного письма. Тут же распечатав его, он прочитал вслух:
— «У МЕНЯ ЕСТЬ ДЛЯ ВАС НОВОСТИ, ВСТРЕЧА В МОНАСТЫРЕ ФРАНЦИСКАНЦЕВ ЭТИМ ВЕЧЕРОМ В ПОЛОВИНЕ ПЕРВОГО». По крайней мере, ясно. Может, продвинемся немного в расследовании. А где оно было, это письмо?
— Под входной дверью, я обнаружила его, когда открывала сегодня утром.
— Очень хорошо, благодарю вас.
Дверь комнаты номер четыре бесшумно закрылась. Этьенн Дюкас не пропустил ни единого слова из разговора.
— Весь город в унынии, вчера вечером мы опять получили два отказа от брони. Как вы думаете, скоро все наладится?
— Я здесь как раз для этого. Черт, щеки щиплет…
Капитан направился в ванную комнату, Памела вошла вслед за ним и закрыла дверь. Кюш, не жалея воды, смыл крем с лица, одна сторона которого так и осталась невыбритой.
Нахмурившись, Кюш направился к своему компьютеру. Усевшись, он начал просматривать полицейские рапорты и фотографии. Стоя у двери, Памела наблюдала за ним.
— Чем вы занимаетесь?
— Мне надо сопоставить информацию.
— Я вот чего не могу взять в толк, ведь вы арестовали виновного, так зачем эти письма?
— Все было бы слишком уж хорошо и слишком просто.
— Вы не думаете, что это он, да?
— Во всяком случае, не он автор анонимных писем, так как со вчерашнего дня он под замком.
Мысленно Кюш продолжал размышлять: «Может, Андре и замешан в деле, но мне не кажется, что это он, и потом, есть еще содружество… Анисе, Барбоза…»
Памела села на стул:
