Даниель мягко покачал головой:
— Он вовсе не завладел Матьё.
— Чего ж тебе еще? Мальчик проводит с ним все свободное время!
Даниель отпил из бокала, не желая ссориться. Он подержал напиток во рту, проглотил, потом спросил:
— А ты уверена, что просто-напросто не ревнуешь?
Николь хотела сказать «нет», но она сама задавала себе этот вопрос столько раз, что не нашлась что ответить. Только покачала головой.
— Нет, — произнесла она наконец. — Не только это!
— Матьё растет. Он уже в том возрасте, когда начинаешь жить своей жизнью. Он скоро вылетит из гнезда, и мы ничего не можем с этим поделать. Это в порядке вещей. Сейчас около него находится человек в ореоле славы: бывший полицейский, проживший жизнь, которую двенадцатилетний мальчишка находит необычайной! Нормально, что Матьё к нему привязался. Но это не мешает ему любить тебя. Просто в подростковом возрасте мальчишки не хотят больше показывать свои чувства, им кажется, что это немужественно. Ты столкнулась с двойным феноменом: с одной стороны, твой сын сблизился с чужим человеком, а с другой — кажется — я повторяю — кажется, что он отдалился от тебя. Я допускаю, что ты, как мать, волнуешься. Но поверь, ты ошибаешься.
Николь должна была согласиться, что он, конечно, прав, но это не мешало ей страдать. У нее по-матерински сердце болело за сына.
Она страдала и боялась, думая о том, тот ли Мартин, за кого себя выдает, и не совершили ли они ошибку, впустив его в дом.
К счастью, Норбер Деллюк скоро соберет для нее информацию.
Раздался слабый стук в дверь гостиной, и они одновременно повернули головы. В дверях с растерянным видом стояла Луиза.
— Да? — спросила Николь, поднимаясь ей навстречу.
— Я хотела сказать… У меня есть несколько неиспользованных выходных, а дочка просит меня провести несколько дней у нее. И я подумала…
— Ну конечно, Луиза. Поезжайте. Мы справимся, не беспокойтесь. Сколько вы хотите дней?
— О, недолго, неделю или две…
— Нет проблем. Мы переживем…
Николь прикусила язык. Как это у нее сорвалось! Но бедная женщина не расслышала. Она была как в тумане от своего горя. Удар был настолько силен, когда с Жозефом четыре дня назад случилось несчастье, что она до сих пор не оправилась. Они были женаты сорок лет и провели последние годы, работая вместе. Оба были здоровы, еще не думали о смерти, несмотря на преклонный возраст. Они думали, что у них еще будет время немного пожить для себя.
И вот глупый случай разрушил все их надежды.
С тех пор Луиза жила словно под гипнозом. Со вторника она находилась под наблюдением врача, а потом приехала ее дочь и занялась делами. Николь подумала, что вряд ли Луизе хватит двух недель, чтобы оправиться от шока, если такое вообще возможно.
— Спасибо, — просто сказала Луиза.
Глаза ее вновь наполнились слезами, и, опустив голову и волоча ноги, она вышла из гостиной и направилась к себе в комнату.
Николь обернулась. Даниель оставался в кресле, пока она разговаривала с Луизой. Она увидела, что у мужа побагровело лицо. Нервным жестом он потянул узел галстука.
— Все нормально? — обеспокоенно спросила Николь.
Он кивнул с неуверенной улыбкой:
— Нормально. Просто немного переутомился. Я что-то плохо сплю последние ночи. Все эти события не способствуют. Хочешь, чтобы мы наняли кого-то, пока не будет Луизы?
Николь покачала головой:
— Я сама справлюсь! Я еще способна приготовить поесть на четверых. Если она будет отсутствовать дольше, тогда посмотрим, но до тех пор я буду ее замещать.
Даниель допил свое виски и поставил бокал на стол. Он вспотел.
— Ты уверен, что все нормально?
— Да, я, может, немного замерз на кладбище. Я позвоню на фабрику и скажу, что не приеду сегодня. Все равно никаких срочных дел нет.
Николь кивнула, соглашаясь:
— Пойду посмотрю, что можно приготовить на обед. Если понадоблюсь, я буду на кухне.
Когда она выходила из гостиной, он наливал себе второй бокал виски. Внезапно она нашла, что муж постарел. Жесты его были замедленны, и ей показалось, что у него дрожат руки. Смерть Жозефа потрясла его больше, чем он старался показать. Она еще раз подумала об этой дурацкой мужской привычке скрывать свои чувства. Жизнь была бы настолько проще, если бы каждый выражал то, что чувствует! Во всяком случае, она надеялась, что угадала правильно. Она боялась, как бы Даниель не заболел. Дела на фабрике, о которых он говорил, отъезд Луизы, смерть Жозефа и трудности с Мартином — ему хватает проблем!
Она вышла из комнаты и не увидела, как ее муж, слегка пошатываясь, с трудом добрался до кресла. Он провел ладонью по лбу — рука была мокрая, он вытер ее о брюки.
— Да что это со мной? — прошептал он.
Он надеялся, что это не грипп, который уже проник в Восточную Францию. Но если это микробы, есть хороший способ с ними бороться!
Он сделал большой глоток виски, наслаждаясь напитком, приятно жегшим горло.
53
Мартин наступает на нее и хватает своими огромными руками. Она отбивается, но он сильнее ее, ведь ей еще нет и десяти лет. Он берет ее под мышку, словно сверток с бельем, и уносит. Свободной рукой он надевает мягкую маску, и вот он уже ее отец, и все, кто попадается им на пути, говорят: «Здравствуйте, господин Берже!» Она хочет закричать, но не может, потому что он закрывает ей рот своей ладонью. Люди спрашивают: «Куда вы несете Хлою?», а он отвечает: «Она плохо вела себя, я хочу ее наказать!» И люди говорят: «Вы правы, вы же ее отец, в конце концов!» Она хочет сказать, что это неправда, что он вовсе не ее отец, но не издает ни звука, да никто и не слушает, что говорят маленькие дети. И он несет ее к конюшням, но вместо того, чтобы подняться к себе в квартиру, спускается по потайной черной лестнице вниз. Паутина покрывает стены, под ногами шмыгают крысы. Они останавливаются, Мартин сбрасывает маску отца и превращается в черный матовый силуэт, который поглощает весь свет, как бездонный колодец, ведущий в ад, и тут она наконец кричит, и кричит, и кричит, но он смеется, потому что никто не может их услышать.
Николь села в кровати, не понимая, что ее разбудило. Крик снова разнесся по дому, она вскочила и бросилась к двери, не успев даже зажечь свет.
— Что происходит? — спросил Даниель.
Но Николь уже бежала по коридору, освещаемому лишь светом луны, к комнате Хлои, откуда доносились крики. Она открыла комнату и зажгла свет, ожидая увидеть дочь в крови, с перерезанным горлом, или еще хуже…
Она облегченно вздохнула, увидев, что Хлоя одна, цела и невредима, бьется в сетях кошмара.
От испытанного ужаса у Николь подкосились ноги и она упала на кровать рядом с девочкой, которая билась в конвульсиях.
