— Миссис Гарланд, ну пожалуйста…
— Пола, — прошептала она.
Я хотел прекратить, хотел протянуть руку, снять красную нитку и обнять ее крепко-крепко, как саму жизнь.
Но вместо этого я сказал:
— Пола, пожалуйста, я должен знать.
Она вздохнула и села напротив меня в бежевое кожаное кресло.
— Когда вы ушли, я была очень расстроена и…
— Пожалуйста.
— Ну, ко мне пришли Фостеры…
— Дональд Фостер?
— И его жена.
— Зачем они сюда приходили?
Вспышка холодного света в голубых глазах Полы Гарланд.
— Видите ли, они — мои друзья.
— Извините. Я не это имел в виду.
Она вздохнула.
— Они пришли узнать, не слышала ли я чего от Джонни.
— Когда это было?
— Минут через десять — пятнадцать после вашего ухода. Я еще плакала и…
— Простите.
— Дело не только в вас. Мне все выходные звонили, хотели поговорить с Джонни.
— Кто звонил?
— Журналисты. Ваши приятели. — Она говорила, глядя в пол.
— И вы сказали Фостеру про меня?
— Я не называла вашего имени.
— Что именно вы ему сказали?
— Только то, что какой-то журналюга приходил и спрашивал про Жанетт. — Пола Гарланд подняла глаза и посмотрела на мою правую руку.
— Расскажите мне про него, — попросил я; моя мертвая рука снова проснулась.
— Про кого?
Боль росла, пульсировала.
— Про Дональда Фостера.
— А что вы хотите знать? — Красивые светлые волосы Полы Гарланд были убраны назад.
— Все.
Пола Гарланд сглотнула.
— Он богатый, ему нравится Джонни.
— Что еще?
Пола Гарланд, быстро моргая, шепотом добавила:
— И он сочувствовал нам, когда пропала Жанетт.
Во рту у меня пересохло, рука горела, я не мог оторвать глаз от красной хлопчатобумажной нитки.
— Что еще?
— Он может быть настоящей сволочью, если кто-то перейдет ему дорогу.
Я поднял свою белую правую руку:
— Как вы думаете, он мог бы такое сделать?
— Нет.
— Нет?
— Не знаю.
— Не знаете?
— Нет, не знаю, потому что не представляю, зачем ему это нужно.
— Затем, что мне кое-что известно.
— Что вы имеете в виду?
— Я знаю, что он — та ниточка, которой все связано.
— Связано? Что вы пытаетесь сказать? — Пола Гарланд почесывала свои предплечья.
— Дональд Фостер знает вас и Джонни, а труп Клер Кемплей был найден на одной из его стройплощадок в Уэйкфилде.
— И это — все?
— Он — связь между Жанетт и Клер.
Пола Гарланд была бледная, ее бил озноб, она расчесывала кожу на своих руках.
— Вы считаете, что Дональд Фостер убил ту девочку и отнял у меня мою Жанетт?
— Я этого не говорил. Но он знает.
— Что знает?
Я вскочил, бинты мои размотались, я закричал:
— Какой-то мужик крадет, насилует и убивает маленьких девочек и будет продолжать красть, насиловать и убивать, и никто его не остановит, потому что всем, на фиг, все равно!
— Мне не все равно.
— Вам не все равно, а им — насрать. Все, что их волнует, — это их мелкое вранье и деньги.
Пола Гарланд сорвалась с кресла и начала целовать мои губы, мои глаза, мои уши, крепко прижимая меня к себе и повторяя снова и снова:
— Спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе.
Моя левая рука стиснула ее позвоночник, правая безвольно болталась, цепляясь за юбку. Красная нитка пристала к моим бинтам.
— Не здесь, — сказала Пола, нежно взяла меня за правую кисть и повела наверх по крутой-прекрутой лестнице.
Наверху были три двери: две закрыты, одна приоткрыта — в ванную. Две пластмассовые таблички: Мамочкина и Папочкина комната и Комната Жанетт.
Мы ввалились в Мамочкину и Папочкину комнату, Пола целовала меня все сильнее и сильнее, говорила все быстрее и быстрее.
— Ты переживаешь, ты веришь. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Обо мне уже так давно никто не переживал.
Мы оказались на кровати; от света с лестничной площадки на шкафу и туалетном столике лежали теплые тени.
— Ты знаешь, как часто я просыпаюсь и думаю: мне надо готовить Жанетт завтрак, надо ее будить?
Я был сверху, отвечал поцелуями на поцелуи. Звук туфлей, упавших на пол.
— Я просто хочу засыпать и просыпаться, как все нормальные люди.
Она села и сняла свою желто-зелено-коричневую полосатую кофту. Я попытался облокотиться на правую руку, теребя левой маленькие пуговки-цветочки на ее блузке.
— Понимаешь, раньше мне было очень важно, чтобы никто никогда не забыл ее, чтобы никто никогда не говорил о ней, как о мертвой, в прошедшем времени.
Моя левая рука расстегивала молнию ее юбки, ее рука была на моей ширинке.
— Понимаешь, мы с Джефом не были счастливы. Но когда у нас появилась Жанетт, все это как будто приобрело смысл.
Во рту у меня был вкус соленой воды, ее слез и мощного, непрекращающегося ливня слов.
— Но уже тогда, когда она была совсем крохотной, я иногда лежала по ночам и думала, что я буду делать, если с ней что-то случиться; я видела ее мертвой, лежала без сна и видела ее мертвой.
Она слишком крепко сжимала мой член, моя рука была у нее в трусах.
— Чаще всего мне виделось, что она попала под машину или под грузовик, что она лежит на дороге в своем маленьком красном пальтишке.
Я целовал ее грудь, спускался по животу, бежал от ее слов и поцелуев вниз, к ней между ног.
— Но иногда я видела ее задушенной, изнасилованной и убитой. Я бежала к ней в комнату, будила ее и обнимала, обнимала, обнимала.
Ее пальцы путались в моих волосах, сдирали болячки, моя кровь была у нее под ногтями.
— И когда она не пришла домой, все эти кошмары, которые я себе представляла, весь этот ужас, все — сбылось.
Моя рука горела, ее голос — белый шум.
— Все сбылось.
Я — жесткий быстрый член в ее мертвой комнате.
Она — крики и шепот в темноте.
