Профессиональные принадлежности.
От бара до университета было несколько автобусных остановок, и он успел в назначенное время к профессору Лей-бовицу.
Добрый дядюшка доктор Лейбовиц. В первую их встречу Айзек подумал: «Слишком хорошо, чтобы быть правдой». Позже он увидел, что Лейбовиц поддерживает всех своих студентов. Год назад он ушел на пенсию.
Встреча, как всегда, прошла хорошо. Лейбовиц улыбался и крутил пустую курительную трубку. Много лет назад он отказался от табака, но трубки хранил и составил приличную коллекцию.
— Как продвигается ваш многомерный анализ?
— Некоторые первоначальные гипотезы продвигаются, хотя процесс кажется бесконечным. Каждая новая находка порождает еще одну гипотезу.
На самом деле в свои расчеты он не заглядывал больше недели: так увлекся размышлениями о дате 28 июня. Все вытеснили текучка будней комнаты детективов, шум, раздражение, выматывающая работа.
Петра.
Лейбовиц умудренно кивнул:
— Такова наука.
Напившись крепкого чая у Лейбовица, Айзек устремился в редко посещаемую мужскую комнату в конце коридора. Прислонившись спиной к двери, поставил кейс на пол, вынул пистолет. Развернул. Взвесил в руке.
Направил дуло на зеркало и оскалился.
Крутой парень.
Смешно.
Шаги в коридоре вызвали у него панику. Поспешно сунул в кейс пистолет и бандану. Пистолет со стуком упал на дно.
Человек прошел мимо. Айзек нагнулся и еще раз завернул пистолет. Сверху надел коричневый бумажный пакет. Мама сегодня положила в него завтрак.
Если бы кому-либо вздумалось заглянуть в кейс, то он увидел бы заляпанный жирными пятнами пакет, пропахший чилийским стручковым перцем и кукурузной мукой.
Материнской любовью.
Внести пистолет в помещение участка проблемы не составило. После одиннадцатого сентября охрана при входе на участок стала строже, однако последовательностью не отличалась. Обычно удовлетворялись проверкой людей по радужной оболочке глаза. Когда возросла угроза террора, добавили переносной металлический детектор, и все полицейские входили в заднюю дверь с южной стороны здания.
Политические связи Айзека позволили ему добыть внушительного вида значок лос-анджелесской полиции и ключ 999, которым он отпирал заднюю дверь. Ему редко приходилось пользоваться этим ключом. Участок был старым, с плохо работающей вентиляционной системой, и дверь обычно открывали для проветривания.
Айзек поднялся по ступеням в радостном предвкушении встречи с Петрой.
В комнате сидело четверо мужчин-детективов, а ее не было.
Спустя час он наконец-то смирился с тем, что она не придет. Собрал вещи, спустился на нижний этаж, дошел до задней двери. Теперь она была закрыта. Он отворил ее и вышел на залитую асфальтом площадку. На ней стояли черно-белые полицейские седаны и машины без опознавательных знаков.
Теплый вечер. Почему же она его обманула? Ведь к дате 28 июня она вроде бы отнеслась серьезно.
«Это не обман, дурачок. Она -детектив и много работает. Видимо, что-то произошло».
Он отправился домой, к ужину пришел вовремя. Мама была счастлива. Завтра утром он отправится прямо в кампус. Усядется в углу за столом в библиотеке. Его окружат желтые стены, пыльные ряды старых ботанических атласов.
Он будет сидеть. И думать.
Нужно что-то родить.
Необходимо что-то показать Петре.
ГЛАВА 26
Вторник, 18 июня, 14:02. Кабинет капитана Шулкопфа
Когда этот урод вызвал Петру, она была готова. Прекрасно понимала, что сделала, готова была принять огонь на себя.
По заведенному распорядку следовало сначала известить дежурного лейтенанта, получить разрешение на разговор с капитаном, добиться его разрешения на обращение в департамент по связям с общественностью, затем по телефону обратиться с просьбой к клеркам департамента, написать заявление с подробным изложением обстоятельств дела и ждать положительного решения.
Она поступила по-другому: вызвала пять знакомых журналистов — газетчиков, которым из осторожности предоставила «анонимную» информацию.
Патриция Гласс из «Таймс» и четверо телекорреспондентов. Радиожурналистов не пригласила, потому что в этом случае они были бесполезны.
Все пятеро проявили интерес, и она отправила по факсу самую чистую фотографию Марселлы Дукет вместе со снимком Лайла Леона. Приперчила это намеками на таинственные «преступные клики и кабальные отношения» и просьбой «не говорить больше, чем следует».
— Клика? Вроде «семьи» Мэнсона?— воскликнула Легация Гомес с «Пятого канала».
Берт Кнутсен из «Местных новостей» реагировал почти так же. Недавний выпускник колледжа, работавший на «Эй-би-си», сказал:
— Это что из той же области, что и каббала Мадонны? Петра на всякий случай отрицать не стала: главное сейчас — продемонстрировать фотографии.
Все четыре местных новостных канала показали их в одиннадцать часов вечера, а на следующее утро продемонстрировали еще раз. В «Таймс» ничего не появилось, но там жуткая бюрократия, и, возможно, снимки напечатают завтра.
В два часа Шулкопф приказал ей явиться к нему в кабинет.
Она готовилась попасть в ад, но оказалась в скучном чистилище. Шулкопф откинулся на спинку кресла, награждая ее всеми соответствующими случаю выражениями. Но без обычного сарказма. Он скорее исполнял необходимый ритуал. Казался рассеянным, словно все то, что он говорил, не имело для него значения.
Петра даже заскучала по его прежней манере. Все ли у него в порядке со здоровьем?
Когда он остановился, чтобы перевести дыхание, она так и спросила:
— Как вы себя чувствуете, сэр?
Он резко подался вперед, разъяренно взглянул на нее, пригладил набриолиненные черные волосы.
— А в чем, собственно, дело?
— Вы выглядите немного… усталым.
— Я тренируюсь для марафонской дистанции и никогда не чувствовал себя лучше. Прекратите болтовню, Коннор. Не пытайтесь перевести разговор на другую тему. Вы все испортили, оттого что не прошли все инстанции, понапрасну потратили чужое время и, вероятно, загубили дело.
— Я признаю, что слегка поторопилась, сэр, но что касается понапрасну истраченного времени…
— Понапрасну, — повторил он. — Дело у вас заберут.
— Впервые об этом слышу, — солгала она. — Это…
Он прервал ее взмахом руки. Его ногти, обычно безупречные, были слишком длинны. Бежевый костюм — подделка под модный дизайнерский бренд, — висел складками, а воротник рубашки казался слишком растянутым. Похудел? Из-за тренировок перед марафоном?
