Разак повернулся к Бартону:
— Письмо израильской полиции у вас с собой?
— Конечно.
— Отлично. Полагаю, оно нам понадобится.
Разак пытался не обращать внимания на арабского таксиста, которого допрашивала группа солдат СБИ на встречной обочине. Пара немецких овчарок обнюхивала машину в поисках взрывчатки. Он припомнил, что, по слухам, израильтяне с особым подозрением относились к одиноким водителям, следующим из сектора Газы, многие из них оказывались террористами-смертниками.
Наконец солдаты СБИ в полном боевом снаряжении, даже не опуская дула винтовок, махнули Разаку, приказывая следовать вперед. Направленные вниз видеокамеры наблюдения, установленные на стальных балках крыши, ослепительно сверкали объективами. Тощий молодой израильский солдат шагнул вперед.
— Откройте багажник и предъявите документы, — скомандовал он на плохом арабском, успев, однако, мимолетом полюбоваться плавными обводами «мерседеса».
Разак нажал кнопку открывания багажника и протянул солдату их паспорта.
Двое солдат двинулись вдоль бортов автомобиля, осмотрели при помощи зеркал подвеску, заглянули в салон и остановились у багажника.
Проверявший документы постовой чуть пригнулся, взглянул на Бартона и покачал головой.
— Понятно, нездешний. — Скривившись, он перевел взгляд на Разака и сказал: — Вы, должно быть, с ума сошли, ехать сюда, особенно сейчас. На такой тачке. С ним. — Лицо солдата приняло непроницаемое выражение, когда он вновь обратился к Бартону: — С какой целью следуете?
Багажник с силой захлопнули, и англичанин подскочил от неожиданности.
Предъявив письмо Бартона, Разак пояснил, что полиция Израиля уполномочила их вести расследование происшествия на Храмовой горе. Постового это удовлетворило.
— Проезжайте, только будьте осторожны, — предупредил он. — За этим КПП вы предоставлены самим себе.
Разак серьезно кивнул и тронулся с места. Испустив долгий вздох облегчения, он медленно проехал под сторожевой башней, осторожно маневрируя меж бетонных блоков второй линии заграждения.
Через пятнадцать минут езды на юг по главной магистрали региона на горизонте показались невыразительные очертания города Газа. Концентрация зданий постепенно росла — Разак внимательно вел машину по многолюдным улицам деловой части города, где все еще попадались руины разбомбленных домов — напоминания о частых ракетных атаках Израиля.
Долгое время оба молчали, словно впитывая мрачное уныние окружающего.
— Жуть… — наконец обронил Бартон.
— Более миллиона людей втиснуты буквально на пятачок земли. — Голос Разака был мрачен. — Страшная антисанитария, политическая нестабильность, разрушенная экономика…
— Идеальный рецепт для создания беспорядков.
Припарковав машину у поребрика, Разак заплатил сорок израильских шекелей палестинскому мальчугану с круглым лицом, чтобы тот приглядел за машиной. Улицы были переполнены. В знойном, безжизненном воздухе висел смрад нечистот.
Выйдя из машины, Бартон старался не встречаться глазами с любопытными прохожими-палестинцами.
— Мы договорились увидеться с ним вон там, — сказал Разак, быстро показав глазами на крохотное уличное кафе на углу шумной улицы, расположенное в тени огромной мечети с дерзко вонзившимся в синее небо минаретом. — Пойдемте.
* * *
Агент-палестинец, крепкого сложения, с приветливым лицом, обрамленным бородой, уже сидел за столиком, попивая мятный чай из прозрачного стеклянного стакана. Он окликнул Разака.
Тот с улыбкой ответил на приветствие благословением и рукопожатием, затем представил мужчину Бартону, назвав лишь его имя — Тахим.
Бартон тоже улыбнулся и протянул руку. Он отметил, что на агенте был аккуратно выглаженный полотняный костюм, резко контрастировавший с одеждой большинства палестинцев, носивших традиционные исламские наряды. Многие женщины были даже в паранджах, укрывавших их с головы до пят.
Улыбка Тахима заметно увяла, когда он огляделся по сторонам, прежде чем в ответ пожать руку Бартону.
— Присаживайтесь, прошу вас.
— Не возражаешь, если мы будем говорить по-английски? — спросил Разак.
Скользнув строгим взглядом по лицу Бартона, Тахим помедлил, но все же сказал:
— Конечно, я не против.
— Тогда рассказывай, мой друг. Как тут дела?
Покачав головой, Тахим закатил глаза.
— Думаете, уход израильтян решил все проблемы? Совсем наоборот. Парламент переполнен фундаменталистами, мечтающими официально объявить войну Израилю. Фонды, предоставленные ООН и Западом, иссякли. Ко всем бедам теперь еще этот инцидент в Иерусалиме… — Взгляд его устремился куда-то вдаль.
— Знаю, сейчас очень нелегко.
— Это просто счастье, что моя семья не со мной, — добавил Тахим. — А как у тебя дела? Так же хороши, как твоя машина? — Он кивнул головой в сторону улицы, где метрах в тридцати мальчишка отгонял зевак от «мерседеса».
— Все хорошо, — усмехнулся Разак.
— Рад слышать. — Тахим подозвал официанта и велел принести еще два чая.
— Полагаю, — Разак понизил голос, — ты догадываешься, как я встревожился, узнав, что ты в курсе похищения.
Тахим вновь посмотрел на Бартона.
— Не волнуйся, — успокоил его Разак. — Грэм не израильтянин. Он хочет помочь нам.
Тахим дождался, пока официант поставил перед Разаком и Бартоном стаканы и удалился, и продолжил:
— Ты, наверное, уже знаешь про вертолет?
— Знаю, — ответил Разак. — Израильтяне ищут его.
— Тогда ты не знаешь! — Тахим откровенно удивился.
Разак смутился, его лицо вытянулось.
— Его уже нашли, — продолжил Тахим.
— Что?
Потягивая чай, Бартон с молчаливым изумлением слушал их диалог, пытаясь не обращать внимания на пулевые отверстия, аккуратным рядком тянущиеся по шлакобетонному фасаду кафе.
— Я слышал, три дня назад в нескольких километрах от берега одному палестинскому рыбаку кое-что попалось в сети. А именно — обломки вертолета. Подушки сидений, спасательные жилеты… и голова мертвого пилота в шлеме израильских ВВС.
Шокированный, Разак был не в состоянии вымолвить ни слова. Наконец он спросил:
— Как же так случилось, что никто об этом не знает?
«Как минимум, „Аль-Джазира“ должна была предпринять попытку обнародовать новость, не важно, правдива она или нет», — подумал он.
Тахим осмотрелся вокруг, прежде чем ответить:
— Ходят слухи, что Шин Бет убила рыбака прежде, чем тот дал интервью прессе. Но до того он успел поделиться новостью со своим братом — моим хорошим другом, имя которого по известным причинам я называть не буду.
