class="p1">Они поговорили о погоде и перешли к обсуждению семейных ценностей:
— А я вот так и не женился, — сообщил Брикс.
— А я вот женат...
— Вы счастливы в браке? —Хенрик почесал кончик носа и глубокомысленно сообщил:
— Ирен считает, что да...
Прошел час. Тени завладели старым городом. Стало легче дышать.
Брикс набрал Агея. Приятный женский голос сообщил, что очередной его знакомый оказался вне зоны доступа сети. У агента заломило в груди, и он решительно приступил к допросу.
***
Ещё на подходе к тренькавшему мобильнику прокурор понял, по ком звонит колокол...
На экране высветился неизвестный код, и в висках застучали тревожные барабаны. Выслушав сумбурную речь на скверном русском языке, в исполнении Марка, он сумел разлепить сухие губы и сказать только одну фразу.
— Ждите.
Разговор прекратился, а он так и остался стоять, сжимая во вспотевшей руке уже молчащую трубку.
— «Больной, просыпайтесь, — вдруг громко продекламировал Андрей Дмитриевич. — Сейчас мы Вам сделаем укольчик и поставим свечечку». «Не надо, доктор, мой подсвечник ещё болит после вашей вчерашней свечи».
— Ты перешёл на анекдоты?! — спросила точно так же обеспокоенная внезапным звонком жена.
— Где шляются твои дети?! — вдруг заорал он... и, грузно осев на крыльцо, обхватил голову руками.
Глава 36
В середине семидесятых годов в Тель-Авив заселилась с чадами и домочадцами большая грузинская диаспора. Вместе с кучей кузенов и кузин на каменистую почву новой Родины завезли подрастающего Агея, который приобрёл на этой земле профессию, друзей, язык и фамилию — Иш-Шалом. Годы шли, но, как принято среди дружной родни, язык предков не был забыт. А так как языков у его близких было много, то стареющий Агей мог свободно общаться на грузинском, мегрельском, русском, азербайджанском и ещё паре-тройке языков (чьё предназначение было непонятным, но оценённым руководством МОССАД).
Он давно забыл, кто из родственников первым бросил свой якорь в Тель-Авиве во время первой волны репатриации, но его дети и внуки свято верили, что жили в этом городе всегда. Агей его любил, в противоположность городу на холмах — Иерусалиму. Там происходили самые неприятные теракты, создавались активные группировки убийц, главенствовали три основные религии и, наконец, сновали толпы туристов с одинаково глуповатыми красными физиономиями.
Возможно, эта нелюбовь родилась, когда он, будучи ещё молодым и оптимистичным бойцом за правое дело, отстаивал чистую кровь еврейского народа в нескольких километрах от святынь в районе Маале Адумима, где был тяжело ранен. Но протяжный тенор, доносящийся в четыре утра «Ааааааалах уахбар» со святых минаретов старого города, теперь всегда ассоциировался у него с болью в животе и страхом, с тем жутким мигом, когда он, лёжа на бетонной плите, смотрел на свои серые вывалившиеся кишки.
Скорее всего, отправься подозрительные русские в сторону Стены Плача, просто с целью осмотра пейсатых дедушек, любивших прогуляться после заката в чёрных мохнатых шапках, он бы не пошёл за ними. Но парни, пройдя у пересечения с улицей Кардо Яффские ворота, выбрали направление в сторону ислама, а следом за ними решительно зашагал старый Агей.
***
— Хоть мы и улепётываем, — начал крутящий головой московский авантюрист, — Дим, хоть скажи, куда?
— Мы следуем в сторону мечети Аль Акса на Храмовую гору. Туда, где согласно Корану, Мухаммед поднялся к Аллаху по лестнице. Лестница стояла на Камне мироздания, и старику Ангел Джибраил помог залезть наверх.
— А что, другого способа поднять пенсионера на небеса не нашлось? — резонно возразил Иван.
— В Хрониках не указано.
— Ну, да. Краткость - сестра таланта. А потом? Откуда мы эвакуируемся домой?
— Нам надо попасть в южный угол комплекса. Там крестоносцы мусульман распинали по очереди на большом кресте. От него осталось основание. Нам туда, — немного механическим голосом сообщил Димыч.
— Кошмар. Всё-таки как- то тут неуютно. Пора нам отсюда, — согласился Ванька и ускорил шаг.
***
Дима сразу заметил наблюдение. Пожилой профессиональный полицейский вёл качественную слежку на значительном расстоянии, не позволяя при этом объектам исчезнуть с поля зрения. Это совершенно не нравилось киборгу. Перед глазами красными буквами, мигая и переливаясь, бежала строка: «Возможная угроза Хозяину от аборигена. Возможная угроза... готовность... уничтожение угрозы... готовность...».
ДЕКС выполнял основную охранную функцию, подавляя мозг.
Развивший свои способности орган отчаянно сопротивлялся.
Внутри человека шла борьба.
Два года жизни в семье Курчатовых совершили чудо, практически превратив механического Буратино во вполне разумного студента. Впервые человек в этом наполненном биоэлектроникой теле вырвался вперёд и руководил своим организмом сам, вопреки приказам. Страх, несвойственный умной машине, поселился внутри человека. Именно это чувство, появившееся последним в перестраивающем себя организме, самодеятельно включило практически забытую систему.
Дима боялся потерять семью. Если бы его попросили сформулировать все свои ощущения, то, поставив перед процессором вопрос и загрузив в него все имеющиеся данные, он получил бы ответ: «Твой страх — это Любовь».
Мальчик Дима, родившийся из обломков ДЕКСА, спешил домой.
Ему мешал крадущийся за ними старый человек. И на вопрос «Что делать с объектом, мешающим спокойно вернуться?» киборг получил однозначный ответ: «Уничтожение».
***
Агей следовал за молодыми людьми, с удовлетворением ощущая свой забытый инстинкт ищейки, впитанный годами оперативной работы. «Как ребёнок в раннем детстве приобретает навыки и привычки, характерные только его семье, так и разведчик навсегда остаётся им, несмотря на возраст», — философски хмыкнул он, с удовольствием ускоряя шаг.
Мимо проследовала толпа пожилых немок. Их гортанные, неприятные любому обладателю памяти о Холокосте голоса тем не менее превратились в бодрую мелодию, похожую на марш. Слегка запинающийся голос экскурсовода в помятом тёмном костюме направлял их, сливаясь с интенсивным хором гудящих, как улей, дам.
Агей вспомнил празднование весёлого Суккота в Натании в прошлом году. Владелец отеля (и дальний родственник) был взволнован наплывом приятных гостей, и они до ночи сидели, вдыхая морской воздух, напоённый запахами виски, вливаемого маленькими глоточками в большой дозировке...
Наблюдение шло своим чередом.
Бывшему инспектору даже захотелось сигарету. Эта многолетняя привычка периодически всплывала сладким запретным желанием, особенно во время ярких воспоминаний из прошлых лет. Сейчас, в сочетании с фактически проводимым расследованием, пачка «Хай Вэй» как живая встала перед глазами. Пикнул сообщением мобильник. «По запросу Интерпола Курчатов Иван Андреевич и Федоров Дмитрий Юрьевич в настоящее время находятся в Москве. Из страны не выезжали».
«Вот так-так! — подумал оперативник. — Хочешь — не хочешь, а поверишь в эту
