Успев уйти из квартиры, он со стороны видел, как приехали уэсбэшники и убоповцы из арнаутовского отдела. Семь человек на двух машинах; куда столько, лучше бы делом занялись! Даже на улице было слышно, как они с треском вынесли дверь квартиры. Потом в двух окнах загорелся свет, на занавесках замелькали тени. Искали, видимо, очень дотошно: Шилов наблюдал полчаса, и за это время суета в маленькой квартире не стихла.
Отъехав подальше, с уличного таксофона Шилов дозвонился Иванычу и узнал новости. И про бойню у квартиры Егорова, и про Серегу.
— Пашка жив, — сказал Карташов, — но пока без сознания.
— Он мог видеть киллеров…
— Не факт. Я был на месте, прикинул, что к чему. Не факт, что он их видел. Но соседка якобы описала тебя и Егорова.
— Наши фотографии ей показывали?
— Я думаю, Арнаутов как раз сейчас этим занят. Не удивлюсь, если она тебя опознает. Ты меня понимаешь?
— Я тоже не удивлюсь…
— Что думаешь делать?
— Не знаю, Иваныч. Честно — не знаю. Слишком все… Слишком хреново!
— Держись!
— Куда деваться?
Шилов доехал до Дворцового моста, и теперь стоял, глядя на темную воду, в которой отражались огни большого города. Мимо проносились машины, шли люди. Шилов не видел ни одного грустного или озабоченного лица. Все улыбались, громко разговаривали. Все куда-то спешили. На них не объявляли охоту, у них не убивали друзей, никто их не предавал.
Никто не обращал на Романа внимания, как будто он стал невидимым.
Бросив в воду окурок, он потянулся за очередной сигаретой. Выругался, пробормотал:
— Рыжий! — и заторопился к машине.
…Он остановился за квартал от дома Соловьева и прошел пешком. Встал в темноте, присмотрелся. Из двух «уэсбэшных» машин у подъезда осталась только одна.
В обоих окнах квартиры горел свет, но пока Шилов стоял и смотрел, люстру в комнате погасили, осталось только голубое мерцание телевизора.
Сколько человек в хате? Не попробуешь — не узнаешь. С комфортом устроились, сволочи…
Шилов прокрался в подъезд, стал подниматься.
Наверху скрипнула дверь, раздались голоса.
Шилов бесшумно встал в темный угол под лестницей.
Спускались двое. Они громко разговаривали, не опасаясь, что их могут подслушать. По голосу Роман опознал одного: старший опер из УСБ, когда-то работал в Красносельском РУВД. Раздолбай еще тот. Его напарник говорил:
— Засада в доме покойника — плохая примета.
А тот отмахнулся:
— Да какая засада? Никто не придет. Леха просто с женой полаялся, не хочет домой. А тут жратва в холодильнике. Не пропадать же добру! Вот, помню, мы в Гатчине у одного цыгана сидели…
Разговаривая, уэсбэшники прошли мимо Шилова. Он дождался, когда с улицы донесется звук отъехавшей машины, и поднялся на этаж.
Дверь квартиры Сереги, выбитая при обыске, была кое-как восстановлена. Шилов примерился: если ногой дать по замку, она снова вылетит. В квартире один человек, настроившийся посмотреть телевизор и не дать пропасть добру из холодильника. Так что можно ввалиться к нему без приглашения…
Перочинным ножом Шилов справился с замочком распределительного щита в стене лестничной клетки, и отключил в квартире свет. Достал пистолет, встал около двери.
Из коридора донеслись шаги. Человек шел быстро, но неуверенно. В темноте задел что-то ногой, выругался. Открыл дверь, подсвечивая себе зажигалкой.
Шилов приставил «беретту» к его голове.
Мужчина замер с перекошенным лицом. Пламя зажигалки задрожало.
— Тихо-тихо-тихо, — свободной рукой Шилов выдернул из его «наплечки» «макарова», положил себе в карман плаща. — Кто еще с тобой, Леха?
— Ник… Никого.
— Мне терять нечего, дернешься — грохну. С кем тогда твоя жена станет лаяться? Понял?
— Я… Не…
Шилов сильнее вдавил ствол «беретты» в висок уэсбэшника.
— Понял, — выдохнул тот.
— Видишь щит? Спокойненько, без лишних движений, включаешь свет. И заходишь обратно. Все понял? Давай!
Уэсбэшник выполнил приказ, и потом медленно, с поднятыми руками, попятился в квартиру.
Шилов шел за ним, упираясь пистолетом в живот. Прошли в комнату. По пути Шилов проверил ванную, туалет, кухню. Как и ожидалось — никого. Но и Рыжего что-то не видно.
В комнате Шилов отобрал у Лехи наручники, усадил на стул, сковал за спиной руки.
— Рыжий! Рыжий! Кис-кис-кис! Рыжий! Где кот?
— Правду про тебя говорят, что ты псих, — напряженно сказал уэсбэшник, наблюдая, как Шилов осматривает квартиру.
— Где кот?
— Зажарил, блин! Откуда я знаю, где твой кот?
Шилов приставил «беретту» ко лбу Лехи:
— Дверь на лестницу держали открытой?
Желание шутить у Лехи пропало. Облизав губы, он извиняющимся тоном сказал:
— Ну, конечно. Люди ходили туда-сюда…
Шилов вышел на площадку, позвал кота там:
— Рыжий! Рыжий! — и уже хотел вернуться в квартиру, когда Рыжий, прыгая через ступени, сбежал с верхнего этажа.
Шилов подхватил его на руки:
— Рыжий, падла лохматая… Извини, забыл про тебя, замотался.
Кот требовательно мяукнул.
— Есть хочешь? Сейчас мы тебя накормим.
Шилов заглянул в холодильник: от кошачьей еды там осталась пустая тарелка. Он прошел в комнату, посмотрел на Леху:
— Где его колбаса?
Уэсбэшник попытался сделать непонимающее лицо, но не выдержал, стрельнул взглядом на стол. Среди груды книг, журналов и каких-то бумаг там стояло блюдце с колбасными шкурками и недоеденной коркой хлеба.
— Убью, крыса, — пообещал Шилов, чувствуя прилив такой злости, что потемнело в глазах.
Леха заерзал, пытаясь вместе со стулом отодвинуться от Романа.
Шилов медленно выдохнул. Хотел что-то сказать. Не сказал, покачал головой, пошел к выходу. На пороге комнаты остановился:
— Нашли что-нибудь?
— Где?
— В… Здесь нашли что-нибудь?
— Не, — Леха помотал головой. — Да мы и не искали особенно. Он же свой, мент!
Роман окинул взглядом царящий в комнате беспорядок, вздохнул и вышел.
* * *
— Проснитесь, уже девять часов.
— Что?
Стаса разбудила санитарка.
Он спал на продавленном диванчике в коридоре больницы. В реанимацию его, конечно, не пустили, но здесь место нашли. И даже напоили чаем с пирожками, когда он заявился сюда после допроса в прокуратуре.
