Почему она лежит в таком месте? — растерянно спросила Аянэ.
— Таково было желание самого господина Тана.
Голос Юмэдзи звенел натянутой струной. Он был еще слаб, но в нем ощущалась несгибаемая воля.
— В пятидесятых годах Госики Юмэдзи Шестой ездил на учебу в Америку. Там он познакомился с Таном и Ли Чуньхаем. Тогда он еще не вступил в должность Главы Библиотеки, но, видимо, рассказывал о ней друзьям. И Тан, вдохновленный его историями, написал «Шуйди тушугуань».
— …
— Спустя примерно десять лет, во время «культурной революции», Тан подвергся репрессиям, а Ли Чунхань пропал без вести. Годы спустя Юмэдзи все-таки удалось связаться с Таном. Они общались, пусть и нечасто. А около полугода назад Тан прислал Юмэдзи «Шуйди тушугуань».
Взгляды присутствующих обратились к листам бумаги в руке Юмэдзи Седьмой.
— «В этой “книге” вся моя жизнь. Я хотел бы, чтобы после моей смерти, если ты сочтешь такое возможным, она вошла в фонд Подводной библиотеки». Вероятно, Тан чувствовал, что жить ему оставалось недолго. Но, как вы знаете, к тому времени Юмэдзи Шестой сам уже не поднимался с постели. Он покинул этот мир вскоре после того, как скончался Тан. А я, став Главой Библиотеки, среди множества старинных книг и рукописей унаследовала после Юмэдзи Шестого и «Шуйди тушугуань».
— …
— Юмэдзи Шестой признал «Шуйди тушугуань» достойным произведением и пожелал включить «книгу» в фонд Подводной библиотеки. Более того, когда Глава решал, где и как она будет храниться, он учел настоятельное пожелание Тана.
— И поэтому… в мусорной корзине?
— Верно. — Юмэдзи кивнула. — Тан напечатал сборник рассказов под названием «Шуйди тушугуань» в своей домашней типографии. Но в годы «культурной революции» все отпечатанные экземпляры были сожжены, а Тану в итоге запретили не только писать, но и знакомиться с чужими произведениями. «Сочинительство» заклеймили позором. Тем не менее Тан, не заботясь о последствиях, раздобыл в деревне, куда его выслали, грубую бумагу и карандаш. Он уходил в сарай и там продолжал писать. И восстановил «Шуйди тушугуань».
— Рукописная книга, — тихо проговорил Сю. — Профессор Вакаумэ рассказывал о таком. О том, что сосланные писатели подобным образом обменивались литературой: передавали друг другу рукописи, читали их. «Шуйди тушугуань» — из числа таких «книг».
— Да. Говорят, чтобы рукописи не обнаружили, Тан и его собратья по несчастью постоянно прятали их среди мусора. Даже в такие суровые времена люди с головой погружались в записанные от руки истории и находили в них утешение. Поэтому Тан попросил у Юмэдзи, чтобы «книга», как и прежде, хранилась в мусорной корзине.
«Роскошные переплеты, добротные шкафы… все это — полная чушь. Настоящие истории живут не там. Настоящие истории — те, что рвут душу и заставляют кипеть кровь, — рождаются среди отбросов, попираемых и всеми отверженных. Поэтому будь так добр, отправь “Шуйди тушугуань” в мусорную корзину прославленной Подводной библиотеки. Если эта скромная просьба будет услышана, я с гордостью смогу сказать, что жизнь моя удалась…»
Повисла тишина. Вот, значит, чего хотел Тан! Возможно, это была бравада, возможно — самоуничижение; может быть, ему хотелось потешить свое самолюбие… Но сами потрепанные листы рукописи, казалось, кричали о том, какая буря бушевала в душе этого человека. Мимори содрогнулся.
«Истории».
— Тан написал еще одно письмо, попросив, видимо, чтобы письмо это после его смерти отправили в Подводную библиотеку. Но что-то, очевидно, пошло не так, и мне его доставили всего за два дня до происшествия. Как раз когда я размышляла над тем, что нужно предоставить читателям возможность знакомиться с рукописью, поскольку таково было желание прежнего Главы и самого Тана, позвонила Мэйлинь-сан и попросила показать ей «Шуйди тушугуань». На тот момент о «книге» знали очень немногие. Поэтому я сразу догадалась, что Мэйлинь-сан как-то связана с Ван Гоюнем. Из рассказов прежнего Главы я в общих чертах поняла, какое отношение Ван имеет к «Шуйди тушугуань». Однако…
Однако впала в забытье до того, как успела сообщить библиотекарям о существовании рукописи? Выходит, так?
Юмэдзи медленно повернулась к Мэйлинь.
— Я думаю, Тан, ощущавший близость кончины, отправил письмо Ван Гоюню вовсе не для того, чтобы припугнуть бывшего товарища.
— …
— Может быть, ему от души хотелось покрасоваться напоследок? Мол, смотрите все: мое творение принято в фонд Подводной библиотеки.
Мэйлинь застыла, не в силах произнести ни слова. Видно было, что предположение Юмэдзи стало для нее ударом.
В самом деле, за неровными строками, скачущими по истрепанному клочку бумаги, едва ли просматривалась сколько-нибудь серьезная угроза. Даже если бы Тан при жизни лично обвинил Вана в плагиате, его заявление наверняка сочли бы фантазиями выжившего из ума старика, над ним посмеялись бы — и только.
Юмэдзи пошатнулась. Кэн и Мариа поспешили подхватить ее под руки.
— Нужно немедленно возвращаться в больницу, — сказала Мариа, и Юмэдзи со слабой улыбкой кивнула. А потом посмотрела на Мэйлинь.
— Я не хочу усложнять и без того непростую ситуацию. Тем более что сама допустила оплошность. Что же до плагиата Ван Гоюня… тут я затрудняюсь что-либо сказать, поскольку не имею на руках текстов, которые могла бы сопоставить.
— …
— Решение по этому вопросу я оставляю за вами и самим Ван Гоюнем.
Мэйлинь задрожала всем телом. Слишком тяжела была ноша для столь юного создания. Сю чуть заметно нахмурился.
В это время у Мариа зазвонил телефон. Она приняла вызов, но почти сразу завершила звонок и объявила:
— Прибыли сотрудники Интерпола.
Кэн завел Мадоке руки за спину, надел на нее наручники и собрался препроводить к выходу.
— Эй, Мэйлинь! — неожиданно подала голос Мадока. Девушка испуганно дернулась. — Поделюсь с тобой одним интересным фактом. Представляешь, Сю — сыночек Ли Чуньхая!
Что?! Не только у Мэйлинь, но и у Мимори брови поползли вверх. Сю переменился в лице.
Ли Чуньхай, один из «славных братьев по оружию», — отец Сю?
— Да-да, Сю — сын того самого человека, которого твой дедуля заклеймил как «контрреволюционера» и «чудовищное порождение капитализма»!
— Сю… Сю — сын Ли Чуньхая?
Мэйлинь, потрясенная, обернулась к Сю. Но тот молчал, будто вмиг разучился говорить.
— Ой, не смеши меня! Сю с самого начала прекрасно знал, кто ты такая. Конечно, он обходился с тобой ласково, ты же внучка Ван Гоюня! Очевидно, подбирался поближе, чтобы когда-нибудь раздавить ваше гнездо. А ты-то от всей души… А-ха-ха! Вот ведь дурочка!
Кэн подтолкнул Мадоку, и она зашагала вверх по ступеням винтовой лестницы, но смех ее продолжал звучать. Он долго еще метался эхом между стеклянных стен тоннеля, просачивался сквозь них и ядом расходился по окружающей Библиотеку воде.
Никто не произнес ни слова. Зал погрузился в тягостное молчание. Мимори поднял голову и вгляделся в воду, омывающую библиотечный челн. В Библиотеке было достаточно кислорода, но Мимори вдруг показалось, что он тонет.
Внезапно Мэйлинь бросилась к дверям, которые все еще были открыты. Сю окликнул ее:
— Мэйлинь.
Девушка обернулась, устремила на Сю взгляд черных затуманенных слезами глаз и тихо произнесла:
— Прощай.
После чего нырнула в распахнутую дверь и побежала по винтовой лестнице. За ней без малейшего промедления последовала Аянэ. Ведь, не имея ключей, преодолеть двери, преграждающие путь наверх, было невозможно.
Этот зал прятался так глубоко под землей. Так старательно укрывался от любопытных глаз. И все равно дела людские, людские печали и горести постоянно заполняли его сверху донизу.
Наверное, все оттого, что в этом зале хранились книги? Мимори вдруг вспомнились слова Рауры.
Библиотека. Лес, которому нет конца, нет завершения и нет предела.
Как и самому человеку.
На площади перед зданием Токийского вокзала зажглась ночная иллюминация: живописное и в чем-то торжественное зрелище, вполне отвечающее статусу этого места — самого сердца государства. Мимори увидел его на одной из скамей и молча опустился рядом. Ночной воздух против ожиданий оказался весьма свеж. Мимори ощущал слабое тепло, исходящее от тела
