за это два раза морду била, потому что с первого раза ты не понял. Пропусти!
Наверное, он хотел еще что-то сказать или уже сделать, но не успел, как-то странно вякнул и стал оседать на пол, а за его спиной оказался Рамзес, который сделал руками цирковой комплимент и показал, что пусть свободен.
Я прошла мимо него, а он и Геннадий развернули Сизова вдоль ступеней, толкнули, и он покатился вниз.
До кабинета мы дошли без приключений. Прямо возле двери я приложила палец к губам, достала свой смартфон и вставила в него аккумулятор. Потом я позвонила Полянской и кратко сообщила, что уже вхожу. После этого я положила смартфон в наружный карман сумки микрофоном наружу и вошла в приемную.
Представившись усталой, немолодой секретарше, я сказала, что мне назначено на семь часов.
– Проходите! Они вас ждут, – ответила она.
Ну раз они, значит, генерал уже там. Я для приличия постучала в дверь кабинета, а потом вошла и поздоровалась.
Ильина я знала в лицо, так что перепутать их не могла. Он сделал приглашающий знак рукой – проходите, мол. Я положила пуховик на стул возле двери, прошла и села, поставив сумку на колени карманом со смартфоном вперед. И ни малейших угрызений совести я не чувствовала, потому что на столе Николая Николаевича тоже микрофоном ко мне лежат смартфон последней модели, и положили его там явно не для того, чтобы похвалиться передо мной обновкой.
– Клавдия Петровна сказала, что у вас есть компромат на полковника Михайлова, – с ходу взял быка за рога Ильин. – Хотелось бы послушать.
«Значит, наш разговор слушает Гришин», – тут же поняла я и решила не стесняться. Сами напали – пусть сами и выкручиваются.
– Должно быть, это я неправильно выразилась, потому что Лада всегда очень точна в формулировках.
– Вы запросто называете госпожу Полянскую Ладой? – вскинул брови Ильин.
– Да! Она сама мне это предложила несколько лет назад, – невозмутимо ответила я. – Вообще-то, я пришла сюда по гораздо более важному делу, а, если вас интересует именно это, то, может быть, имеет смысл подождать до завтра? На том же канале, где прошел репортаж о доме престарелых в Анисовке, будет передача о бесчинствах, творимых тарасовской полицией, и личность полковника Михайлова будет освещена во всех подробностях. На широком экране, в цветном изображении. В том числе речь пойдет и о его своеобразных взаимоотношениях с женщинами, в которых он выступает в роли слуги, а они – Госпожи.
– Откуда информация? – резко спросил Родионов.
– Работаю давно, – небрежно ответила я. – Друзья, знакомые, друзья знакомых, знакомые друзей… Опять же среди бывших клиентов есть люди не только с положением, но и с хорошей памятью, которые добра не забывают. В общем, при желании любую информацию добыть можно. А при очень большом желании – даже самую закрытую.
– Но с Михайловым – это точно? – поинтересовался мрачный Ильин.
– Абсолютно! – заверила его я. – У него же на спине большое и очень темное родимое пятно – чудная особая примета, которую не уничтожить. А он ведь не всегда был полковником: и в спортзал ходил, а потом в душ, и в бассейне нормативы сдавал, и в бане с коллегами парился. Короче, опознатушки можно априори считать состоявшимися. Он ведь не только в московском борделе для любителей садомазо засветился, но и здесь в Тарасове со своей Госпожой.
– И кто это? – не скрывая брезгливости, спросил Родионов.
– Судья Борисова, которая безропотно штампует для него постановления, а он ими прикрывает свои темные делишки. Ведь в таких парах связь очень устойчивая: он счастлив, что нашел ту, кто его охотно плеткой хлещет, а она – того, кто ей радостно ноги целует.
– Давайте подробнее о темных делишках, – предложил Ильин.
– Если подробнее, то это ПСС Ленина, а из последних… Эта история началась полтора года назад после убийства Ашота Геворкяна. После оглашения его завещания оказалось, что ему принадлежит только часть компании, которую он и завещал сыну Самвелу, а другая часть – его жене Луизе Варданян. А в июне этого года она умерла от ковида. Ее сын Самвел подал документы на вступление в права наследства – он единственный ребенок. Пять месяцев все было тихо, он спокойно ждал, когда все будет оформлено, и тут на его домашний адрес стали приходить письма с предложением отказаться от наследства, иначе он потеряет не только состояние матери, но и то, что унаследовал от отца. Две недели он и его заместитель Иван Рябинин пытались разобраться сами, кто и зачем их посылает, а потом по рекомендации госпожи Полянской, – я чуть поклонилась Ильину – мол, ваше замечание учла и буду впредь более почтительной, – четвертого декабря пришли ко мне.
– А сегодня кончается десятое, – удивленно помотал головой Родионов. – И вы за это время успели во всем разобраться?
– Заключительная стадия процесса, – ответила я и продолжила: – Не буду утомлять вас подробностями, но о том, кто играет против Самвела, к сегодняшнему утру я уже знала, а утром получила информацию о том, что «крышует» этих мерзавцев Михайлов. Причем подключился к этому делу он относительно недавно, когда эти подонки поняли, что своими силами им не справиться. А Михайлов этих людей хорошо знал! Что они ему пообещали? Наверное, в случае успеха, кроме денег, еще и должность начальника службы безопасности новой компании, которую вместо Самвела унаследуют уже они.
– Конкретики не слышу, – заметил Ильин. – А словесными кружевами я на сегодня сыт по горло!
– Перехожу к ней, – покорно согласилась я. – А еще я утром узнала, что в девяносто шестом году Ованес Варданян и Ашот Геворкян заключили бессрочный договор о том, что и как должно происходить в семье Ашота и Луизы после смерти Варданяна, кто кому и сколько должен платить и так далее. Когда вы прочитаете этот договор, вы испытаете не меньшее восхищение, чем я, – это произведение искусства! Но главное в этих договорах – это приложения к ним: в одном случае – оригиналы, в другом – нотариально заверенные копии и расписки в том, что все деньги всегда и в полном объеме выплачивались по назначению. И хранились эти документы в двух разных местах. Я сообщила об этом Самвелу, но он меня неправильно понял и поехал вместе с Рябининым
