у нас — пирожки, бутерброды, кое-где чебуреки.
Кстати, с чебуреками, самсой и прочими азиатскими изысками наблюдались некоторые проблемы: плохо тут все было в Средней Азии, точнее сказать — ее в принципе не существовало как этнокультурного региона. На физической карте там располагалась сплошная череда черных пятен — аномалий, которые возникли тут на рубеже XIV-XV веков в результате деятельности… Потрясателя Вселенной, конечно. Железный Хромец — Тамерлан — тут тоже жил и наворотил таких дел, что до сих пор аукалось. Да и США — родина фастфуда — так и не возникли: дикое месиво из анклавов нелюдских рас, племенных владений, княжеств, протекторатов и колоний разных великих держав, каким в здешней реальности была Северная Америка, не подарило миру Тверди ни гамбургеров, ни Голливуда. А вот джинсы — да. Джинсы все-таки обрели популярность во время Золотой лихорадки в Калифорнии…
Бариста, который щеголял в самой что ни на есть джинсовой рубашке, намутил бутербродов: два ломтика пшеничного хлеба, между ними — курица, листик салата, пара кусочков помидора, сыр, чесночный соус. Все это — слегка подрумянить в контактном гриле. Разрезать на два треугольника, и — готово!
— Ты все время жрешь, — сказала Пруткова, когда я сел за стол и поставил перед собой стаканы с кофе и тарелку с бутерами. — Кажется, всякий раз, когда я тебя вижу, ты — жрешь. Чего худой тогда такой?
— Организм растущий, — отмахнулся я. — Потому и питаться стараюсь полноценно. Ну, если не полноценно, то хотя бы часто.
— Куда это ты растешь, в твои-то двадцать шесть годиков? — прищурилась она.
— Вглубь, — на этот вопрос у меня точно был ответ. Я подвинул к ней ее стаканчик: — Наталья Кузьминична, вы пейте капучино, пейте. И расскажите мне, как понять вот этот момент со статистикой по магам. Что, правда — Вышемир проседает?
— Ну, смотри… — она отпила кофе и на секунду прикрыла глаза. — Нормальная статистика, средняя по Государству Российскому — это одна инициация первого порядка у одного из сотни подростков. Хорошая — у одного из полусотни, плохая — у одного из двухсот. Потому что по факту из пустоцвета вырастает нормальный маг в одном из десяти… Ну, если брать кланы аристократов — в одном из четырех-пяти случаев. Но там наследственность, плюс родовые методики подготовки. Так что в целом получается, что на сто тысяч населения Вышемирского уезда — при ежегодном количестве выпускников школ и колледжей около тысячи — у нас должно быть грубо с десяток пустоцветов и один маг. А получается, что в последние лет пять — это всего по три-четыре пустоцвета в год. Десять лет назад ситуация была совсем иной… Скажем — средняя температура по больнице поддерживалась и даже ее превышала.
— Однако! — задумался я.
Я смутно представлял себе, что было тут десять лет назад, но в моем, земном, Вышемире все обстояло куда как печально. Бандиты, безработица, серые панельные многоэтажки, ржавые авто, разбитые фонари и ямы на асфальте: привет, воспоминания из юности. Это потом, году к 2008 у нас все наладилось. Пошли инвестиции в промышленность, отгремел республиканский праздник «Дожинки», к которому город причесали, покрасили и благоустроили так, что он превратился в ту самую «Беларусь из телевизора»… Тут, насколько я мог судить по воспоминаниям Гоши, дела обстояли примерно так же. Только вместо «Дожинок» земство реализовало какую-то мощную инвестпрограмму по модернизации городской среды.
— Ладно, — сказала Пруткова. — Подарочек я тебе передала, кофе — выпила… А ты, кстати, можешь расслабиться: на работу все равно тебе завтра не надо.
— Ась? Завтра у девятых классов история и география подряд! Четыре урока! Пятница — разгрузочный день, если заменами не догрузят! — удивился я. — С восьми до двенадцати работаю.
— Санация у вас будет в школе и чистка эфира от остаточных эманаций, — как идиоту объяснила мне Пруткова.
Действительно, что это я? Нам ведь рассказывали об этом на совещаловке! Мол, следующий день после инициации у кого угодно из учеников — всегда выходной. Как будто в подтверждение словам опричницы и телефон зазвонил: Ингрида Клаусовна про меня вспомнила!
— Хуенахт! — вежливо, на кхазадском шпракхе, пожелал доброй ночи начальнице я.
— Хуетак, вообще-то. До десяти пополудни у кхазадов — вечер, — пояснила Ингрида Клаусовна. — Но вы хоть по-эльфийски со мной здоровайтесь, хоть материтесь в три этажа, мне все едино, потому как, Георгий Серафимович, вся наша школа перед вами в неоплатном долгу! Нет, правда, я сейчас не шучу: за Шутова вам большое спасибо и за то, что деток уберегли — особенно! Я слышу, как вы хмыкаете, но вообще-то у Лучиэнь Иллидановны в прошлом году после ледяной инициации половина класса с воспалениями легких в больнице лежали, а учитель физики — с черепно-мозговой травмой в реанимации! И батареи отопления лопнули, и хорошо, что весной! А если бы перед отопительным сезоном такое вердамте шайзе случилось, то Лучиэнь Иллидановна имела бы…
— … бледный вид, — я не выдержал и рассмеялся. — Она же галадрим, у них всегда — бледный вид!
— Хо-хо! — обрадовалась моему хорошему настроению директриса. — В общем, пока специалисты из опричнины санацию школы будут проводить — можете считать, что у вас отгул. До самого понедельника. И Коху я скажу — он в субботу вам лампы поменяет. А уборщицы отмоют все, как положено… Так что отдыхайте, не переживайте, без вас справимся. Хер-р-р-ртеликт беданк, Георгий Серафимович! То есть — сердечная благодарность.
— И вам всего хорошего, Ингрида Клаусовна!
Я некоторое время еще смотрел в экран телефона. Вот ведь редкий случай, когда звонок от начальства — в радость!
Я заозирался в поисках Натальи Кузьминичны, но ее и след простыл, а на столе монетка лежала. Ну, Пруткова! Ушла по-авалонски, оставив меня один на один с желтыми листами распечаток! Я присмотрелся: на титульном черными чернилами размашисто было написано: "PERED PROCHTENIEM SZHECH'.
Миры разные — шуточки у спецслужбистов одинаковые. Не то, чтобы я в прошлой жизни много общался с ними, но изредка — приходилось. Так что я только скривился, и уже потянулся перелистнуть страницу и начать читать, как вдруг звонкий мальчишеский голос провозгласил мне в самое ухо:
— Здра-а-авствуйте Георгий Серафимыч! — я поднял глаза от бумаги и увидел Белова.
— Привет, Белов! — сказал я.
Это такое проклятье или благословение любого маленького города: нельзя просто так пойти и посидеть в