с Вадимом и правой открыл перед нами дверь, только после этого заметив:
— А думаешь, милосерднее сообщать умирающему, что его единственный сын мёртв? Тогда уж лучше пустить пулю в лоб — будет гуманнее. Пусть старик закончит дни с лёгким сердцем и уверенностью в будущем своей семьи и своего дела.
Это придало смелости. Смотреть на нашу миссию сегодня не как на грандиозный обман, а как на акт милосердия, стало куда легче в моральном плане. Благодарно улыбнувшись Матвею уголком губ, я вышла на крыльцо и зябко поёжилась: несмотря на последние майские дни, погода стояла пасмурная, и платье было тонковато.
Покинув дом, мы дружно загрузились в «Пежо», усадив Вадима на переднее сиденье рядом со мной. Попутно обговаривая мелкие детали и условные знаки, которые бы означали просьбу о помощи или критичное «пора валить», довольно быстро преодолели путь до загородной резиденции Демчуков.
Да, меньше, чем резиденцией, этот массивный двухэтажный особняк в стиле абсолютно пошлого цыганского «дорого-богато», назвать было нельзя. Посёлок «Заимка» сильно отличался от элитной, но в целом эстетично-европейской «Маленькой Италии»: его строили в девяностые, и этим всё сказано. Всего одна улица из дюжины домов, но каждый из них занимал площадь солидного поля для гольфа. К слову, и они тут имелись у парочки зажиточных хозяев.
Особняк косил фасадом под восемнадцатый век: череда колонн, барельефы с отвратительными жирными младенцами, изображающими купидонов. Сам же двор был как нежилой, окружённый высоким чёрным кованым забором и радующий только простором для парковки. Где-то за заднем дворе, как я знала, имелся бассейн, но он уже много лет был никому не нужен и потому никогда не наполнялся водой. Присыпанная гравием площадка перед этим замком Дракулы уже была плотно заставлена по меньшей мере шестью машинами, среди которых мой «Пежо» оказался гадким утёнком.
Кажется, начинала понимать, почему же после детства в такой бетонной коробке Вадим поселился рядом с лесом, в коттедже с панорамными окнами. Вот уж не думала, что в посмертии он станет для меня куда интереснее, чем был живым.
Наша странноватая компания направилась к массивным, дубовым парадным дверям. Ладони потели: я не могла скрыть волнения и отделаться от мысли, что Владимиру Сергеевичу хватит одного взгляда, чтобы раздолбать всю нашу легенду и жалкие поптыки вранья так же легко, как заподозрила неладное Вика.
— Тут пахнет смертью, — вдруг едва слышно прошептал Матвей, задумчиво оглядев узорчатый орнамент на дверном полотне. — Нет, тут просто… могильник.
Я передёрнулась, но от комментария воздержалась, и как можно увереннее взяла Вадика под локоть. Замечание совсем не удивило: хозяин дома не первый месяц боролся с болезнью, которую даже чудом современной медицины не победить.
Мы прошли в дом, с первых шагов едва не ослепнув от блеска громадной хрустальной люстры в просторном круглом холле. Вдоль стен были расставлены штук пять ваз с лилиями и розами, и резкий запах цветов закружил голову. Где-то из соседней комнаты слышалась ненавязчивая игра на пианино и приглушённые голоса гостей, смешанные со звоном бокалов.
Колени подкашивались от напряжения. Вцепившись в пиджак Вадима со всех сил, я задала ему направление к лестнице, возле которой заметила коляску хозяина. Ожидала, что от него, как и на свадьбе, не будет отходить сиделка, однако стоявший рядом высокий, крупный мужчина в небрежной голубой рубашке и с зализанными назад светлыми волосами был мне незнаком.
— Здравствуйте, Владимир Сергеевич! — с улыбкой поприветствовала я практически облысевшего старика, заботливо наряженного в праздничный светло-серый костюм с галстуком-бабочкой. — С днём рождения!
Он поднял на нас взгляд, и у меня свело лопатки в ожидании эмоций — узнавания, вопросов, порицания из-за пропущенных звонков… И вздрогнула всем телом: пустота в радужке. Такая же серая, мутноватая пустота, безумно похожая на зрачки Вадика без линз. За прошедшие со свадьбы дни Владимир Сергеевич сдал очень сильно — кожа посерела, собралась в десятки новых морщин, свисала складками с выпирающих скул.
— Добро… пожаловать… — прошамкал он почти неразличимо, и казалось, даже эта малость отняла у него кучу сил. Устало прокряхтев, он откинулся в коляске и тяжело моргнул, а после перевёл мутный взгляд на сына.
Ох, чёрт. Стыд жёг грудь, когда мне пришлось с той же натянутой улыбкой начать лгать.
— Вы уж простите, мы ненадолго. Вадим только сегодня с больницы, ночью удаляли гланды — говорить ему совсем нельзя. Захватила с собой своего двоюродного брата, он медик, поможет если что…
— С днём рождения, — неловко подхватил Матвей и протянул старику свёрток. — Простите, что навязался — вдруг зятю плохо станет…
Владимир Сергеевич машинально принял подарок и растерянно захлопал глазами. Он как будто вообще не уловил ничего из наших слов и вдруг повернул голову назад в ожидании спасения от своего молчаливого помощника, которого я посчитала новым секретарём.
— Давай помогу развернуть, пап, — как ни в чём ни бывало метнулся тот разрывать подарочную бумагу, и я в шоке застыла на месте.
— Папа…? — ахнула я, чувствуя, как бешено стучащее сердце ухнуло в пятки.
— Да, вы, наверное, меня не знаете, — широко улыбнулся мне «секретарь», походя комкая упаковку. — А вот Вадику стыдно не узнать родного брата! Хотя понимаю, столько лет прошло… Я Виктор, старший брат Вадима.
Он протянул руку, но я настолько застыла от потрясения и узнавания в чертах лица Виктора наследственных широких скул и глубокой посадки глаз Демчуков, что забыла про команды. К счастью, Матвей сориентировался быстрее и одним малозаметным движением пальцев велел зомби принять пожатие.
— Брат… Сколько лет прошло. Возмужал! И жена — красавица. Юля, правильно?
Повинуясь бокору, Вадик кивнул, и я наконец-то позволила себе встрять в эту совершенно не отдающую родственной теплотой встречу:
— Постойте… А вы, значит, помирились с отцом?
Переведя взгляд на Владимира Сергеевича в ожидании хоть какого-то кивка, я икнула от нового потрясения: оказывается, мы подарили тому не просто картину. И сейчас он слепо шарил высохшими дрожащими пальцами по полотну с семейным портретом. Это явно рисовалось на заказ со старых фото: на диване сидела милая пара, сам значительно омоложенный свёкр и его покойная жена, красивая блондинка с идеальной осанкой. Рядом стоял Вадик, тоже моложе, чем сейчас — нескладный подросток в белой рубашке. А на полу перед ними полубоком сидела улыбающаяся девочка лет двенадцати в нежно-розовом платье и с длинными золотистыми кудряшками.
И никакого старшего сына тут не значилось точно.
Владимир Сергеевич всё продолжал обводить пальцами силуэты жены и дочери, гладил их волосы. С новым стыдом заметила скопившуюся в уголках его глаз влагу: что ж, он точно не зомби, как
