«Солдаты ездили стоя (на седле. – Л. Б.), шагом и рысью; на рыси спрыгивали со стоячего положения, висели и вновь вскакивали в седло без стремян, соскакивая то в одну, то в другую сторону… Когда прошли три смены, командир спросил: «Что же ведущий у вас один и тот же ездит?»…
После езды он смотрел гимнастику. Люди делали все хорошо, но проворнее всех оказался Шавер. Наконец, поставили… деревянную лошадь огромных размеров, ее постепенно поднимали на стойках. На самой последней установке прыгнул только Шавер. Командир дивизиона выразил одобрение…
Тогда я напомнил:
– Господин полковник, это тот самый Шавер, которого я вам посылал в штаб-трубачи и от которого вы отказались.
Командир вновь подозвал Шавера, снял шапку, низко ему поклонился и сказал:
– Поздравляю тебя с хорошими успехами и благодарю твоего командира за то, что он подготовил такого хорошего трубача» (196, с. 43).
Много страниц своих «Очерков кавалерийской жизни» посвятил местечковым евреям Литовского края известный писатель В. В. Крестовский, служивший в 60–70-х гг. в Ямбургском уланском полку. И хотя страницы эти, в общем-то, пронизаны юмором, не особенно свойственным Крестовскому-беллетристу, но, с другой стороны, они полны сочувствия к ужасающей еврейской нищете, а в конце концов душевные качества погруженных в гешефтмахерство мелких факторов и ростовщиков оказываются выше не только русских дельцов, но и людей из «общества». Напомним: речь здесь идет не о евреях, а о русских офицерах и их отношении к евреям.
Если до середины XIX в. подавляющее большинство офицеров было из дворянства, в том числе поместного, то в дальнейшем произошла демократизация офицерского корпуса. К концу XIX в. количество офицеров из дворян, особенно в армейской пехоте, резко понизилось. Так, на 1895 г. в армейской пехоте офицеров из потомственных дворян было 39,5 %, а из мещан и крестьян – 13,5 %.; в армейской кавалерии и инженерных войсках офицеров – потомственных дворян было по 66 %, в артиллерии – 74 %, а офицеров из податных сословий соответственно 3,7 %, 5,1 % и 3,8 %; как видим, в более дорогой кавалерийской и более сложной, требовавшей специального образования инженерной и артиллерийской службе процент офицеров из потомственных дворян резко повышался, а из податных, напротив, снижался. Конечно, это отнюдь не значит, что все потомственные дворяне были помещиками: этот вопрос рассмотрим чуть ниже. В гвардии процент офицеров из дворян был значительно выше, но не покрывал всего офицерского состава. В гвардейской пехоте и артиллерии офицеров из дворян было по 90 %, а в дорогой кавалерии даже 96 %. Но имелись гвардейские офицеры из крестьян и мещан: по одному проценту в пехоте и артиллерии и 0,3 % в кавалерии. Всего же по сухопутным войскам России офицеров из потомственных дворян было 50 %, а из крестьян и мещан – 10 %. Иной была картина во флоте: строевые офицеры выпускались только из Морского корпуса, куда принимались исключительно дворяне. Зато флотские специалисты искони были из разночинцев, что обусловило даже названия их чинов (артиллеристы и штурманы носили сухопутные чины, у корабельных инженеров были свои особые наименования чинов), характер знаков различия (узкие серебряные погоны) и положение в кают-компании: это были парии корабельной службы, крайне редко достигавшие высших чинов. Случай с адмиралом С. О. Макаровым, вышедшим из самых низов (сын боцмана, затем младшего офицера портовой службы) – единичный.
Как уже было сказано, быть потомственным дворянином отнюдь не значило быть помещиком. Особенно к началу ХХ в. Так, на 1903 г. из 266 генерал-лейтенантов, на которые сохранились послужные списки, потомственных дворян было 255, а не имели никакой земельной собственности 215 человек; крупных же помещиков, имевших 1000 и более десятин земли, было всего 19. Из 80 полных генералов, о которых есть сведения (всего их в 1903 г. было 140, в т. ч. 10 августейших особ), у 47 земельной собственности не было, а из числа землевладельцев крупных собственников было лишь 17. Естественно, в более низких чинах все обстояло еще проще. Из данных на 283 полковника Генерального штаба (всего их было в 1903 г. 308) потомственных дворян было 210 человек (74,2 %), а земельная собственность была лишь у двенадцати (4,2 %), да еще трое владели каменными домами. Генерал Киреев в дневнике за 1896 г. сокрушался: «Низкий уровень нашего офицерства, в особенности в пехоте арм[ейской]. Там дворян очень мало, в некоторых полках все разночинцы». А автор статьи «Армия и общество» в журнале «Мир божий» писал: «Сами офицеры большей частью нищи, незнатны, многие из крестьян и мещан, дьяконовых детей» (Цит. по: 70, с. 213).
Итак, в подавляющем большинстве все это были профессиональные служаки, жившие на одно жалованье. И памятный старшему поколению, неумолкавший более 70 лет большевистский вопль о том, что де белые воевали за свои поместья, фабрики и заводы, – пропагандистская ложь. За какие поместья мог воевать сын солдата-сверхсрочника генерал М. В. Алексеев, сын неграмотной калмычки и казака, добравшегося аж до должности станичного писаря и чина коллежского регистратора, генерал Л. Г. Корнилов, и сын крепостного крестьянина, взятого в рекруты и закончившего службу майором-пограничником генерал А. И. Деникин? Уж скорее за свои поместья должны были воевать В. И. Ульянов (деревня Кокушкино, где он отбывал первую ссылку – благоприобретенное имение Ульяновых) и М. Н. Тухачевский. Как раз те, у кого были поместья, фабрики и заводы, в основном не воевали, а ждали результатов войны, которую за них вели неимущие офицеры-профессионалы.
Отсюда вытекал очень низкий уровень материальной обеспеченности массы офицерства, преимущественно жившей на одно жалованье, прежде всего в младших чинах. «В материальном отношении положение большинства офицеров было незавидное: оклады содержания совершенно не соответствовали дороговизне жизни, мало кто имел достаточно прислуги, большинство офицерских жен сами исполняли домашние работы, вместе с денщиками сами ходили на базар, – писал вступивший в командование расквартированной на Украине пехотной дивизией генерал Н. А. Епанчин. – В провинции базары часто были на незамощенных площадях, и в дождливое время нелегко было ходить по базару по невылазной грязи. Нередко офицерские жены вынуждены были, идя на базар, надевать высокие сапоги мужа, и случалось, что нога глубоко уходила в липкую грязь и трудно было вытащить ногу, а так как сапоги были не по женской ноге, то случалось и так, что нога выходила из сапога, а он оставался в грязи. Много мог бы я рассказать о житье-бытье офицеров, но все это подтверждало бы: нелегкая была это жизнь.
С увеличением дороговизны жизни правительство увеличивало оклады, но далеко не в такой степени, как это нужно было.
Положение офицеров в отставке тоже было незавидное, хотя в последнее время, перед Мировой войной, оклады пенсий были увеличены, но все же не соответствовали дороговизне жизни…
…В последнее время у нас было замечено, что молодежь неохотно шла в офицеры, а энергичные, дельные офицеры покидали службу и переходили в другие ведомства или на частную работу» (64, с. 361).
Молодой артиллерийский офицер (в артиллерии
