слово “синий”». Что он знает, далеко не просто.
546. Следует сказать: «Я знаю, как называется этот цвет», если, к примеру, идет обсуждение оттенков цвета, название которого известно не всем.
547. Нельзя сказать ребенку, который только начал учиться говорить и уже употребляет слова «красный» и «синий»: «Давай, ты же знаешь, как называется какой цвет».
548. Ребенок должен научиться употреблять названия цветов прежде, чем начнет спрашивать об этих названиях.
549. Неверно говорить, что я могу сказать лишь: «Я знаю, что это стул», когда это на самом деле стул. Конечно, это не будет верно, если стула нет, но я вправе сказать это, если я уверен, что стул есть, пусть я и ошибаюсь.
[Претензии как закладная, которая обременяет способность философа мыслить.]
18.04.1951
550. Если кто-то во что-то верит, мы не всегда можем ответить на вопрос: «Почему он в это верит?»; но если он что-то знает, тогда вопрос «Откуда?» должен иметь ответ.
551. И если требуется ответить на этот вопрос, делать это нужно на основании общепринятых аксиом. Именно так узнается нечто подобное.
552. Знаю ли я, что сижу на стуле? Или не знаю? При текущих условиях никто не скажет, что я это знаю; но не скажут и что, к примеру, я обладаю сознанием. Никто обычно не говорит такого о прохожих на улице.
Но пусть об этом не говорят, разве отсюда следует, что это неверно?
553. Странно: если я скажу, без особого повода, «я знаю» – например, «Я знаю, что сижу на стуле», – это высказывание покажется мне неоправданным и предположительным. Но если я произнесу то же самое в случае, когда того требует ситуация, тогда, пусть я ни на йоту более не уверен в его истинности, высказывание покажется оправданным и вполне обыденным.
554. В своей языковой игре оно не предположительно. В ней оно – всего лишь элемент человеческой языковой игры. И в ней оно находит свое ограниченное применение.
Но едва я произнесу это предложение вне контекста, оно покажется ложным. Будет как если бы я хотел настоять, что есть нечто, мне известное. Сам Господь не в силах сообщить мне что-либо об этом.
19.04.1951
555. Мы говорим, что знаем, что вода закипает на огне. Откуда нам это знать? Нас учит опыт. Я говорю: «Я знаю, что завтракал сегодня утром». Этому меня научил вовсе не опыт. Также говорят: «Я знаю, что ему больно». Языковая игра всякий раз новая, мы всякий раз уверены, и другие согласятся с нами, что мы всякий раз пребываем в позиции, допускающей знание. И потому суждения физики встречаются в учебниках для широкой публики.
Если кто-то говорит, что что-то знает, это что-то должно быть тем, что он, по общему мнению, способен узнать.
556. Не говорят: он в состоянии верить тому-то.
Но говорят: «Разумно допустить это в данной ситуации (или поверить этому)».
557. Трибунал может решить, разумно ли в такой-то ситуации допускать то-то и то-то с известной долей уверенности (пусть и ошибочно).
558. Мы говорим, что знаем, что вода закипает, а не замерзает при таких-то условиях. Возможно ли, чтобы мы ошибались? Не скрывается ли за всеми нашими рассуждениями ошибка? Более того, что останется, если откроется ошибка? Может ли кто-либо выяснить нечто, что заставит нас признать ошибку?
Что бы ни случилось в будущем, как бы ни повела себя вода, мы знаем, что до сих пор она вела себя именно так в бесчисленном множестве случаев.
И этот факт входит в основания нашей языковой игры.
559. Следует помнить, что цель языковой игры – сообщить нечто непредсказуемое. То есть ни на чем не основанное. Неразумное (не поддающееся рационализации).
Оно как наша жизнь.
560. И понятие знания сочетается с понятием языковой игры.
561. «Я знаю» и «Вы можете на это положиться». Но далеко не всегда последнее подменяет первое.
562. Во всяком случае важно представлять себе язык, в котором не существует нашего понятия знания.
563. Говорят: «Я знаю, что ему больно», хотя и не приводят к тому убедительных оснований. Все равно что сказать: «Я уверен, что ему…»? Нет. «Я уверен» выражает субъективную достоверность. «Я знаю» означает, что я это знаю, и с тем, кто не знает, нас разделяет разница в глубине понимания. (Возможно, основанная на разнице в обширности опыта.)
Если я говорю: «Я знаю» в математике, основанием для этого высказывания будет доказательство.
А если в двух этих случаях вместо «я знаю» сказать «можете на это положиться», в каждом случае замещение будет происходить особым способом.
И замещение имеет пределы.
564. Языковая игра: носить кирпичи, сообщая о количестве доступных камней. Количество порой оценочное, порой – счетное. И возникает вопрос: «Вы верите, что осталось столько-то камней?» Ответ будет: «Я знаю, что их столько; сам сосчитал». Но здесь «я знаю» можно опустить. Если же, однако, имеется несколько способов узнать нечто наверняка, например счет, взвешивание, измерение, тогда фраза «я знаю» может заменять собой объяснение того, как я узнал.
565. Но тут не присутствует никакое «знание» о том, что это называется «плита», это – «опора» и т. д.
566. И ребенок, который учится моей языковой игре, не учится говорить: «Я знаю, что это называется плитой».
Конечно, есть языковые игры, в которых дети используют такие предложения. Из чего следует, что дети уже способны использовать имена, едва их узнав. (Как если бы кто-то сказал мне: «Этот цвет называется…») Итак, если ребенок научился языковой игре в строительство, можно сказать что-то вроде: «А этот камень называется…», и тем самым исходная языковая игра расширяется.
567. Теперь к моему знанию, что меня зовут Л. В. Аналогично ли оно тому знанию, что вода закипает при 100 °C? Конечно, вопрос сформулирован неверно.
568. Если одно из моих имен используется крайне редко, тогда может случиться, что я его не знаю. Принимается как данность, что я знаю свои имена, лишь потому, что, как и любой человек, я ими постоянно пользуюсь.
569. Внутренний опыт не покажет мне, что я что-то знаю.
Посему, если я вопреки тому говорю: «Я знаю, что меня зовут…», это очевидно не эмпирическое суждение.
570. «Я знаю, что это мое имя; у нас всякий взрослый знает, какое у него имя».
571. «Меня зовут так-то; можете на это положиться. Если выяснится, что это не так, вам не придется верить мне в дальнейшем».
572. Не кажется ли мне, что я не могу ошибаться относительно своего имени?
Это выражается в таких словах: «Если тут ошибка, значит, я безумен». Отлично, но это просто слова;
