голодный сотрудник, ожидающий обеда? Если вместо того, чтобы ждать, пока микроволновка закончит разогрев, сделать то, что делают тысячи нетерпеливых пользователей, — открыть дверцу, чтобы остановить микроволновку до того, как она отсчитает последние секунды?
Эксперимент сработал. Три преждевременно открытые микроволновки сгенерировали три отчетливые вспышки перитонов. Эмили летела обратно в Австралию с собеседования, когда пришли результаты эксперимента. Она открыла электронное письмо в аэропорту Сингапура и, окрыленная новостями, по пути домой за четыре часа полета написала целую научную статью с кратким изложением открытия. В качестве соавторов она указала всех сотрудников обсерватории Паркса.
Сегодня перитоны — известное явление, а Эмили и другие исследователи в этой области продолжают обнаруживать и изучать настоящие быстрые радиовсплески. Теперь мы знаем, что они обладают сверхмощной энергией, порождены краткими драматическими событиями в других галактиках и не имеют отношения к микроволновкам, но, что именно их вызывает, пока остается загадкой.
Обсерватория Паркса принимала сигналы от микроволновок. Другие радиотелескопы могут ошибочно засекать Wi-Fi или мобильные телефоны. Грин-Бэнк прячется от ложных сигналов в уголке земного шара, защищенном от радиопомех. Но проблемы, с которыми сталкиваются радиотелескопы, представляют собой лишь частный случай одной серьезной проблемы: Земля — не лучшее место для занятия астрономией. Работа астрономов на поверхности земли сопряжена с множеством трудностей, будь то искусственные сигналы, мешающие работе радиоантенн, световое загрязнение, осветляющее темное небо вокруг обсерваторий, или водяной пар и турбулентная атмосфера, не дающие свету с небес достигать наших телескопов. Конечно, приятно помечтать о том, как было бы здорово отправить все наши телескопы в космос вслед за «Хабблом», но это неосуществимо ни с практической, ни с финансовой точки зрения. Наземная астрономия остается экономичным, быстрым и доступным вариантом, особенно когда мы начинаем проявлять творческий подход… или расширяем определение того, что считать «наземным».
8
Полет со стратонавтами
Единорог был недоволен.
Индикаторный единорог телескопа SOFIA сидел на приборной панели. Это была одна из тех очаровательных маленьких плюшевых игрушек-перевертышей с двумя разными выражениями лица, и «выставлял значения» на ней специалист по приборам телескопа. Когда дела шли хорошо, у единорога была блестящая белая шерстка и задорная улыбка. Когда дела шли неважно — как сегодня вечером, — единорога выворачивали синей шерстяной подкладкой наружу и он демонстрировал хмурую мордочку с большими недовольными глазами.
Сейчас единорог правильно показывал, как обстоят дела с телескопом, на котором я должна была вести наблюдение. Еще ничего не определилось окончательно, но было очень вероятно, что мы потеряем запланированную ночь наблюдений либо из-за проблем с оборудованием, либо из-за погоды. Барахлил блок охлаждения; решение пока не удалось найти, а без него телескоп не сможет работать. Кроме того, на улице было нетипично холодно: стоял февраль 2019 года, и даже в Южной Калифорнии температура опустилась почти до нуля. Если какая-либо часть обсерватории начнет покрываться льдом, можно будет попрощаться с ночью наблюдения.
Стратосферная обсерватория инфракрасной астрономии (SOFIA) в полете с открытой камерой телескопа (© NASA/Jim Ross)
Группа людей, слоняющихся вокруг в ожидании официального сообщения, была в некотором волнении, но в основном заняла обычную для наблюдателей жизнерадостно-фаталистическую позицию: никто из нас ничего не может сделать, остается только ждать. Люди болтали группками, проверяли прогноз погоды на своих телефонах, подходили к приборной панели проведать единорога и рылись в пакетах ночных ланчей, которые вообще-то предназначались для более позднего времени. В конце концов, прорвавшись сквозь сгустившуюся атмосферу ожидания, поступило сообщение.
Сегодня полета не будет.
Проблема с системами охлаждения, неблагоприятная погода и преждевременное поедание ночного ланча были, в общем, обычной историей для наблюдателей. Необычным был телескоп, у которого мы сейчас сидели и ждали. Около двадцати человек находились на борту Стратосферной обсерватории инфракрасной астрономии (SOFIA) — модифицированного «Боинга-747-SP» с 2,7-метровым телескопом, установленным в задней части самолета. Самолет мог подниматься в стратосферу на высоту 13 700 метров, затем сзади по левому борту самолета открывалась выдвижная дверь шириной 4 метра, и в нее выставлялся телескоп. Находясь над 99 % водяного пара в атмосфере, он наблюдал радиоволны в диапазоне длин, которые обычно отражаются от молекул воды и поэтому не улавливаются с земли. Пассажиры — пилоты, руководители, операторы телескопов, специалисты по приборам, специалисты по технике безопасности и наблюдатели, такие как я, управляли телескопом из герметичной части самолета, а сам телескоп был за стенкой, изолированный от нас в собственной камере с открытой дверью.
На борту SOFIA во время моего первого посещения обсерватории. Я справа в куртке с капюшоном; в левом верхнем углу видна герметичная камера телескопа (© David Pitman)
Отказала система охлаждения внутри камеры телескопа. Телескоп SOFIA может вести наблюдение даже при турбулентности, оставаясь совершенно неподвижным: он установлен на самом большом в мире шарикоподшипнике (1,2 метра в диаметре), который прочно запечатан в подставке телескопа вместе с внушительным запасом масла для плавности движения. Без охлаждающей жидкости, предохраняющей масло от нагревания при трении движущегося подшипника, телескоп в конечном счете перестал бы плавно корректировать положение и испытывал бы на себе ту же тряску, что и все остальное в самолете, — а с дрожащим полем обзора от телескопа никакого толка.
В другую ночь экипаж, возможно, предпочел бы еще повозиться с охлаждением, но против нас была еще и погода. Несмотря на то что мы находились в Палмдейле, Калифорния, чуть севернее Лос-Анджелеса, на нас обрушился жуткий шторм, наступило резкое похолодание, и крылья самолета оказались под угрозой обледенения. Обычные коммерческие самолеты устраняют обледенение с помощью реагентов, но для SOFIA это был не вариант. Любой, кто летал в самолете сразу после обработки такими средствами, видел, как от слоя вязкой яркой жидкости, которую распылили на поверхность самолета, еще несколько часов отрываются мелкие капли и плывут в воздухе вдоль фюзеляжа. В SOFIA устранять обледенение таким образом было рискованно: во время полета часть реагента попала бы в камеру телескопа, как только ее бы открыли. Мы понимали, что обледеневшие крылья не позволят отправить телескоп в полет.
Прошлым вечером причуды погоды также заставили SOFIA остаться на земле. Первый наблюдательный полет, на который я была записана, отменили из-за риска сильной турбулентности. Как ни странно, для такого большого самолета с большим телескопом и соответствующими сложностями отмена рейса из-за погодных условий и отказа оборудования — на самом деле редкость, а две отмены подряд случились едва ли не впервые в истории SOFIA. По несчастливой случайности, это были как раз те два рейса, на которых я
