Жан-Поле.
Бриджет не выходила из комнаты на протяжении двух недель, и Блю даже не пыталась ее упрашивать. Затем целый месяц она лишь бродила из спальни в гостиную и обратно, чему Блю была рада. Это означало то, что, когда мать Жан-Поля рассказала обо всем глянцевым журналам, Бриджет находилась не в том состоянии, чтобы их читать. Мать не догадывалась о многочисленных телефонных звонках – Блю звонили из тех же журналов с просьбой прокомментировать случившееся. Когда в местной газете появилась маленькая заметка, в которой Блю называли шарлатанкой, ей удалось отправить газету прямиком в мусорное ведро до того, как мать ее увидела. После этого Блю отказалась от подписки.
Она отменила все оставшиеся выступления, отменила частные консультации.
Деньги заканчивались.
Блю устроилась на фабрику, укладывать пачки печенья в коробки, которые затем отправлялись морем в Ирландию. Бриджет ничего не замечала до тех пор, пока дочь не сменила старенький ламповый телевизор на подержанный с плоским экраном.
– Откуда это? – ее отражение в плоском черном экране было свирепым: растрепанные длинные волосы, отвислые складки кожи на ввалившихся щеках. Блю мысленно отметила, что нужно заставлять мать есть больше.
– Я его купила. – Блю стояла, сдвинув мыски ног. Она начала носить простые пестрые футболки вместо льняных балахонов, забрала волосы в узел и подумывала о том, чтобы остричь их.
– На деньги от Таро? – спросила Бриджет.
– В картах нет денег, – сказала Блю. На лице матери отразилась боль, которая быстро растаяла, сменившись ступором.
Бриджет не стала настаивать. Блю подозревала, что мать догадалась о том, что она работает где-то в другом месте, но не хочет заводить об этом разговор. Они посмотрели передачу про побережье Корнуолла. Корреспондент с длинными черными волосами стоял на краю скалы. Перед тем как лечь спать, обе выпили по кружке настойки ромашки. Блю подумала, что все будет хорошо.
Когда два дня спустя Блю вернулась домой с работы, мать разговаривала по телефону. Она причесалась. Трубка была прижата к уху. В руке мать держала ручку, на коленях лежала раскрытая тетрадь. Тревога уколола кончики пальцев Блю укусами холодных, изголодавшихся муравьев.
– Она будет очень рада; прошло уже столько времени, – говорила Бриджет. – Столько всего произошло со времени нашей последней встречи.
У Блю заныл живот в том месте, где недавно был синяк. Она вспомнила выражение лица убитого горем отца, почувствовала его руку на своей шее, и кожа у нее стала холодной и липкой от пота.
– В следующую среду, в четыре часа, совершенно верно. Да… да… о, спасибо, да. – Мать рассмеялась своим прежним смехом.
В легких у Блю не осталось воздуха. Она неловко бросилась вперед, стараясь схватить телефон, однако мать, вздрогнув от неожиданности, отскочила в сторону и рассмеялась снова, на более высокой ноте.
– Нет, скажи, что я не приду! – воскликнула Блю. Она должна отобрать телефон, отменить все выступления, которые мама уже запланировала. Она больше не войдет в увешанную бархатом комнату, не станет раскладывать карты, не будет играть ни с чьей судьбой, не поставит себя в такое положение, когда она будет на сцене одна или ее отловит в коридоре разъяренный мужчина, который толкнет ее спиной в стену и ударит кулаком в живот, напугав до смерти. Это было просто жизненно необходимо, так же необходимо, как и потребность сердца перекачивать кровь.
Блю снова бросилась за телефоном и на этот раз схватила его, но было уже слишком поздно: тот, с кем разговаривала мать, успел положить трубку.
– Я никуда не пойду, – сказала Блю. Мать удивленно тряхнула головой, и ее серебристые волосы сверкнули в лучах света.
– Я забронировала зал сама, – сказала Бриджет, – чтобы тебе помочь. Ты говорила, что нам нужны деньги…
– Я сказала, что никаких денег в этом нет!
– Но деньги будут, если я смогу забронировать больше…
– В этом нет никаких денег, и никогда не было, в этом не было ничего! Это никчемная ерунда, совершенно бесполезная!
– Но в этом же вся твоя жизнь…
– Вся твоя жизнь!
– Но у тебя же это получается…
– Я не могу, не могу, черт побери, не могу…
– Ну конечно же, ты все можешь, любовь моя, моя милая девочка, разумеется, ты можешь, ты моя маленькая боги…
– Я никуда не пойду! Не пойду, черт побери! Больше ни за что… – Вырвав записную книжку у матери из рук, Блю швырнула ее в стену. Книжка попала в зеркало в позолоченной раме, и то треснуло.
Мать вскрикнула – от удивления, страха, боли.
Трещина получилась маленькая, как паутина в нижнем правом углу зеркала. Блю вспомнила, как закричала, когда ее ударил тот мужчина.
Она смотрела на трещину, а не на отражение своей матери.
– Извини, – пробормотала Блю. В комнате было жарко, спертый воздух наполняли звуки, свидетельствующие о разочаровании Бриджет. Блю очень хотелось на это надеяться; она не желала верить в то, что ее матери страшно. – Извини.
Отчаяние и гнев растаяли, превратившись в отвращение к себе, в неуверенность в собственных силах. Услышав шорох хлопчатобумажного покрывала на диване под тяжестью женского тела, Блю внутренне приготовилась к тому, что мама вот-вот положит руку ей на спину. И скажет, что она все понимает, что все в порядке и ей больше не придется раскладывать карты.
Но услышала только, как Бриджет вышла в коридор и тяжело поднялась по лестнице к себе в комнату.
Луна
– Я стала гораздо счастливее, когда все это закончилось, – сказала Блю, и Сабина подняла руки, показывая, что все в порядке.
– Не нужно мне было на тебя давить, – сказала она.
Впереди простирался длинный пустынный коридор, в котором царила полная тишина; двери в пустые комнаты были плотно закрыты. Снизу не доносилось ни звука. Блю надеялась на то, что мистер Парк по-прежнему находится где-то в доме. Ей необходимо получить пароль от интернета, необходимо уехать отсюда.
– В чем дело? Ты постоянно заглядываешь мне через… – Сабина оглянулась, ища то, что отвлекало внимание Блю.
– Да так, ничего. Я просто рассчитывала поговорить с мистером Парком.
– О чем?
– Я хотела узнать пароль от интернета. Я предположила, что выведать его у мистера Парка будет проще, чем у его жены.
– Соскучилась по «Инстаграму»? – усмехнулась Сабина. Блю пожала плечами, но не стала ее поправлять. – Миссис Парк хочет, чтобы мы занялись рисованием. В ожидании звонка из автосервиса. По ее словам, это поможет понизить уровень стресса. – При этом она скорчила такое серьезное лицо, что Блю помимо воли рассмеялась. – Я не художница, – продолжала Сабина. – Я с детства ничего не рисовала. Так что, если узнаешь пароль, ради любви ко всему хорошему, скажешь его и мне.
Они спустились вниз вместе. Сабина с трудом сдерживала улыбку при мысли об интернете; у Блю сердце трепетало, словно крылья испуганной птички. В зале было пусто, огонь в камине не горел. Порыв ветра ударил в окно громкой дробью дождя, и Сабина
