торопиться и убедиться, что мне хорошо... но это не то, чего мы оба хотим на самом деле. Это не то, что нужно ему. — Трахни меня.
Раздвигаю бедра шире, и он тянется к моим трусикам, оставляет от них только клочья. Едва успеваю перевести дыхание, как он расстегивает молнию и входит в меня так глубоко, как только может, прежде чем остановиться.
— Иден, — мое имя — мрачный рокот. Предупреждение о том, что должно произойти.
— Я хочу этого, — я мазохистка. Могу утонуть в нем, и все равно этого никогда не будет достаточно. — Я хочу всего.
Когда он начинает двигаться, дикий стон вырывается из него: — Господи.
Покусываю мочку его уха: — Это не мое имя.
На его лице появляется легкая ухмылка, он ускоряет темп и трахает меня так сильно, прижимая к ковру, что спина горит. Упираюсь каблуками в его задницу, подстегивая.
Обожги меня. Оставь синяки. Пометь меня. Порежь меня.
Я достаточно сильна, чтобы выдержать.
Вцепившись в его плечи, прижимаюсь бедрами к нему, пока он входит в меня жестко и быстро. Так хорошо. Слишком, блядь, хорошо.
Пальцы на ногах подгибаются, впиваюсь ногтями в его спину в такт диким толчкам. Резко выдыхаю, пульсируя вокруг члена, когда он попадает в такую глубокую точку, что удовольствие пронзает меня насквозь, вызывая мощный оргазм.
Прикусываю губу, сдерживая крик, когда тело захлестывает первая волна. Дэмиен пристально наблюдает за мной, рукой сжимая мою челюсть, пока дрожу и трепещу под ним.
— Иден, — он издает гортанный стон, пронизанный желанием и агонией, когда содрогается от собственного оргазма.
Некоторое время мы лежим молча, он уткнулся в изгиб моей шеи, а я выписываю ленивые круги по его спине.
Как бы мне ни хотелось не прерывать этот момент, я должна. Между нами все еще стоит один животрепещущий вопрос.
— Дэмиен?
Его дыхание учащается, как будто уже знает, о чем собираюсь спросить.
— Да?
— Если ты их не убивал... то кто?
Он отвечает не сразу. Вместо этого переводит нас в сидячее положение, обхватывая меня руками за талию.
— По данным полиции... миссис Миллер.
С какой стати учительнице, с которой они спали, убивать семью Каина?
— Это бессмысленно.
— Да, — соглашается он. — Отчасти это моя вина.
У меня пересыхает во рту.
— Как?
Вижу, как его кадык дергается.
— Когда Каина вызвали на допрос, он сказал детективу Трехо, который теперь является шефом, что это его брат-близнец Калеб и я были связаны с миссис Миллер. Он заявил, что она устроила пожар, потому что не хотела, чтобы ее муж узнал о романе, а Калеб угрожал все разоблачить.
— Это... — желчь подкатывает к горлу. — Зачем ему это делать?
Я не дура, очевидно, что Каин лжет, чтобы что-то скрыть.
Моя интуиция не просто шепчет правду. Она бьет меня по лицу.
О. Боже. Мой.
— Прежде чем перейду к делу, мне нужно кое-что у тебя спросить, — он наклоняет мой подбородок. — Когда ты увидела нас в конференц-зале, какой была твоя первая мысль?
Понятия не имею, почему он спрашивает об этом, когда есть более насущные проблемы, но все равно отвечаю: — Боль и предательство... ревность. Сначала подумала, что, возможно, вы оба играете со мной. Потом, что, возможно, ты манипулируешь Каином и шантажируешь его, как он утверждал. А потом...
— Это все, что мне нужно знать, — перебивает он.
— Ты злишься?
Он качает головой: — Нет. Как уже говорил, я тебя не виню, — он тяжело вздыхает, — но это также означает, что я не тот человек, у которого тебе стоит спрашивать правду.
Приподнимаю бровь, не понимая его логики.
— Ты думаешь, Каин просто так признается в убийстве своей семьи?
Он качает головой снова: — Нет. Скорее всего, нет, — его плечо подергивается. — Но я хочу, чтобы ты подумала сама и пришла к собственным выводам о том, что произошло. Знаю, каково это, когда чувства мешают... из-за этого трудно смотреть на вещи объективно и отделять человека, которого любил, от убийцы, которым он на самом деле является.
Он прав, но Каин, убивающий людей, которые над ним издевались — не то, что сбивает меня с толку.
А вот предательство, манипуляции... невинные люди, которым причинил боль.
Потому что глубоко внутри... это то, кем является Каин. Таким он был всегда.
Я просто наконец-то смотрю на него без розовых очков.
То же самое касается и Дэмиена.
— Я верю тебе, когда ты говоришь, что не убивал их. Даже вижу, как Каин соблазняет тебя, а затем подставляет, — внутри зарождается мерзкое чувство. — Единственное, что мне непонятно... почему он свалил это на учительницу, хотя у него уже был идеальный козел отпущения.
Если Дэмиен помог обвинить учительницу в убийстве, чтобы помочь Каину скрыть это? Пришло его время признаться.
Потому что тогда я раз и навсегда узнаю, что он за человек.
И чем это может для меня закончиться.
Наши взгляды встречаются: — Ты помог подставить ее?
Сердце замирает, когда нет ответа.
— Да, — говорит он, наконец, — помог, — потирает затылок. — Детектив Трехо рассказал версию событий Каина, когда вызвал меня на допрос. Тогда я не знал, что Каин тайно записал, как я подробно описывал убийство его семьи, и что в итоге он будет шантажировать меня этим, — его голос едва слышен, когда он продолжает: — Но я прикрыл его и сказал Трехо, что это был Калеб, а не Каин.
Он встает: — Когда Трехо сказал, что Кристи продолжала настаивать на том, что это был Каин... я сказал ему, что она так говорит только потому, что Каин жив, а Калеб — нет. Что ей было выгодно заявить, что она спала с близнецом, у которого еще был пульс.
Иисус.
— Черт...
— Знаю. Поверь мне, знаю, насколько было неправильно, — он проводит рукой по лицу. — Я никогда не буду отрицать свою причастность к этому. Также не буду стоять здесь и утверждать, что невиновен, потому что пытался сбить Трехо со следа, обвинив в убийстве ее жестокого мужа... потому что это не имеет значения. Ее муж, кусок дерьма, внес залог, чтобы ее выпустили из тюрьмы... а потом она исчезла.
Он склоняет голову: — Она была моим другом. Но она умерла... потому что я выбрал Каина, — в его голосе столько чувства
