он сдает позиции. Адрия видит, как изо всех сил он рвется вперед, выжимая из своего тела все мощности, как выжимала она. Но парень в цветах другой школы обгоняет его. И не оставляет шанса опередить себя. С отрывом чужак уходит на последний круг, за который Мартин Лайл яростно пытается вернуть свое лидерство.
Но у него не получается.
Хуже того, на последнем круге он теряет себя, как потерял тем вечером на парковке.
Пересекая финишную прямую четвертым, Мартин Лайл пробегает вперед, с яростью врезаясь в ограждение стадиона и на ходу снося несколько конусов. Адрия слышит, как гремит сетка стадиона в ответ на его злость, как жужжат трибуны, как голоса вокруг переговариваются.
«Он должен был представлять округ!»
«Какого черта это было?»
Адрия знает, что Мартин не слышит этих слов, но он ощущает их нутром, чувствует. Он знает, что проиграл.
На него делали большие ставки, и эти ставки прогорели.
Впервые с начала забега Адрия оглядывается, рассматривая недовольных одноклассников и выхватывая с первых рядов трибун лица знакомой своры. Она даже замечает у выхода участливую медсестру, уже знакомую ей по краткой встрече. Все эти лица такие разные, но все они выражают одно – разочарование.
Адрия чувствует одновременно и странное сожаление и облегчение. Ей никогда и некого было разочаровывать. Нет ожиданий – нет разочарований.
Она оседает в кресле, растерянная и сбитая с толку.
Наблюдая за Мартином еще какое-то время, пока диктор оглашает результаты, Адрия пытается распутать клубок чувств внутри, но нити, от жалости до злорадства, от злости до облегчения, запутаны так сильно, что какую нить ни потяни – тянется весь клубок. Неохотно дергая за эти ниточки, Адри борется с перманентным желанием броситься на беговую дорожку.
Но желание бежать обрывается в ней так же резко, как возникает. Чужое поражение медленно выжигает в ней это желание, ведь не эту ли ошибку Мартина она сама повторяла раз за разом? Срываться с места яростно, не жалея сил, – так Адрия сбежала с парковки, испугавшись правды, бросилась прочь из дома Лайла, побоявшись чувств.
Но куда это ее привело? Куда привела Мартина его ярость?
Адрия не шевелится, боясь, что все эти ответы найдут ее, обнаружат посреди трибуны под светом дня и заставят сорваться с места в страхе. Ведь она не хочет бежать дальше – сколько можно? Она так устала, так загнала себя в бесконечной злой гонке прочь от чужого осуждения, нападок, обманчивых надежд, что пора остановиться. Хватит.
Но когда останавливаешься резко, мутнеет в глазах, сердце захлебывается кровью, все тело кричит, неспособное так быстро переключиться. Ей нужно время. Подумать, осознать, позволить себе почувствовать. Нужно остановиться медленно, чтобы ее собственное сердце не зашлось агонией. А Адрия так близка к агонии.
Она не сразу замечает Мартина на парковке стадиона. Он нервно курит в одиночестве, подпирая дверь своей машины, глубоко затягивается и едва заметно скалится в пустоту.
Адрия прижимает сумку, кусает губы, раздумывая спешно, что стоит пройти мимо, промолчать, но почти сразу приближается к Мартину. Неуверенно, пытаясь вложить в собственный голос как можно больше нарочитой небрежности:
– Разве твой тренер не вздернет тебя, если увидит?
Мартин оборачивается не сразу. Только делает еще одну глубокую затяжку, не отрывается, словно хочет выкурить всю сигарету разом. Он молчит, но встречает Адрию взглядом. Не сложно разглядеть в его глазах всю горечь поражения. Едкий привкус разочарования в себе самом – знакомое Адрии чувство. Они оба не любят проигрывать, только для них проигрыш значит разное: для Адрии это вопрос выживания, для Мартина – совсем другая цена.
Молчаливым ругательством Адрия укалывает себя за слабость, но слова рвутся вперед сожаления – слова, которые неуверенно воспаряют в воздух, как дурацкий планер в тот солнечный день. Единственное светлое, о чем не хочется забывать.
– Мне жаль, что ты проиграл.
Она тупит взгляд, разглядывая носки своих ботинок, но кое-как заставляет себя посмотреть на Мартина.
Лайл только сильнее скалится:
– Плевать, – грубо бросает он, но Адрия знает, что ему не плевать, – она сама привыкла отвечать так же. В них больше общего, чем ей хотелось бы, и это большее зудит внутри, не давая покоя последний месяц. Этот зуд кажется невыносимым, раздражающим, скверным, ведь от него не получается отвлечься, от него не убежать, его даже не проигнорировать. Это то, что Адрии приходится чувствовать.
Она открывает рот, но слова не сразу превращаются в звуки:
– Этим утром я хотела… Мне не стоило… – начинает она, но хор голосов у выхода со стадиона отвлекает ее и перехватывает все внимание Мартина.
Адрия сбивается с мысли, но быстро переключается, когда узнает задорный хохот, – из дверей вместе со своей компанией вываливается Чарли. Он тотчас замечает Мартина на парковке и приближается, едва ли зацепив Адри взглядом.
Чарли хлопает Лайла по плечу, и синева на его физиономии переливается под солнцем. Припухшая часть лица вздрагивает в скверной улыбке.
– Эй, дружище, не расстраивайся! – Он продолжает игнорировать Адрию, точно ее тут нет, как игнорирует и напряжение на лице Мартина. – Последние пару дней были сложными, да?
Адрия еще не понимает, что происходит, но знает – ничего хорошего. Глядя на Чарли, Мартин настороженно группируется, фокусируется, точно ожидая удара под дых. Внимание остальных парней цепляется за слова Чарли, и они притихают, прекратив перебрасываться дурацкими шутками.
– То, что случилось на парковке, просто выбило тебя из колеи, – Чарли продолжает уже в тишине, и Адрия отшатывается. По ее спине медленно поднимается холодок дурного предчувствия, но она не двигается, словно не желая привлекать лишнего внимания.
Лайл сжимает челюсти, смеряя друга суровым взглядом.
Адри не подает признаков жизни.
После драматичной театральной паузы, в которую он глядит на Мартина в упор, Чарли заговаривает, ободряюще улыбаясь:
– Но если бы не ты, я бы сгинул, друг.
Адрия морщится, не скрывая своего замешательства.
Лайл непонимающе сверлит Чарли взглядом.
– Думаю, – Чарли сочувственно кивает, – твой отец простит тебе поражение, когда узнает, что ты спасал друга.
Адрия пропускает несколько вдохов, прислушиваясь к мерзкому лязгу повисших слов. Наконец, внимание Чарли находит и ее:
– Эй, Роудс, передай своему папаше, что в следующий раз за такое он вернется в тюрьму.
– Что? – Адрия отшатывается, не сразу вспоминая шутки Чарли тем утром, после случившегося на парковке.
– Это ведь был твой папаша, да? Вы все неуравновешенные. Твою тетку оштрафовали в тот день за разбитую коробку в кафе. Наверняка твоему папаше сорвало крышу, и он решил отыграться на мне.
Адрия хватает воздух ртом, но кислорода не хватает. Мышцы скованы, все
