Мира Степановна Завьялова, женщина властная и даже деспотичная. В среде российских режиссеров-мужчин ее называли конем с яйцами, а кое-кто даже и быком с первичными женскими половыми признаками. Инге об этом, хохоча, рассказала все та же знакомая критикесса. Но самой Инге было не до смеха — как бы то ни было, а ей надо продержаться в зарубинском театре хотя бы сезон. Кстати, при первом знакомстве Мира Степановна произвела на нее довольно приятное впечатление — улыбалась, разглядывая молодую актрису, на вопрос, не прочесть ли какой-нибудь монолог, например, Катерины из «Грозы», торопливо ответила:
— Что вы, что вы, не надо, моя дорогая. Я и так все вижу. Вы мне будете очень нужны. — И добавила: — Если, конечно, все пойдет так, как я думаю.
До сих пор Инга ломала голову над этой загадочной фразой. Что она означает? Если Инга не будет строптивой и амбициозной? Или же от нее потребуются еще какие-то неведомые качества? А может, и услуги? Что ж, поживем — увидим.
Шепот позади стал еще злее и напряженнее.
— Веришь ли, — говорил один, — я бы всю зарплату отдал, нанял бы киллера, чтобы угрохать эту суку!..
Инга аж передернулась — ничего себе, страсти! Куда же это она попала?!
— Всю зарплату? — переспросил другой мужской голос таким же шепотом. — За месяц?
— Да хоть за год — не жалко!
Но тут их симпатичный диалог прервался — в зал входило начальство. Первой, слегка расставив в локтях полненькие ручки, решительно вышагивала Мира Степановна, следом за ней катился колобком человечек такого же низенького роста, как и сама руководительница театра. Это был начальник городского комитета по культуре Виктор Сергеевич Еремишин. Следом за ними вышагивал на длинных ногах директор Герман Романович Смирнов. Все трое встали перед креслами, на которых восседали актеры и обслуживающий персонал, и завели приветственные речи. Начала, разумеется, Мира Степановна. Красуясь перед телекамерой, она поздравила присутствующих с началом нового сезона, пожелала успешной совместной работы и поведала о ближайших планах. С завтрашнего дня должны были начаться репетиции «Анны Карениной». Инга едва заметно улыбнулась ее взяли в театр именно на роль Анны.
«Справлюсь ли?» — подумала Инга.
Сразу же по приезде она записалась в библиотеку и весь вчерашний день перечитывала роман Толстого. В театральном общежитии, где ей предоставили комнату, было на удивление спокойно, соседи — молодые муж с женой — не докучали разговорами, и теперь она чувствовала себя вполне готовой к первым репетициям. Потом, конечно, появятся новые мысли и трактовка роли, но на начальном этапе работы вполне достаточно вчерашних размышлений.
Она услышала свою фамилию — директор представил труппе новую актрису. Ей пришлось привстать и слегка кивнуть. Особого дружелюбия в глазах окружающих она не заметила. Только одна из актрис, женщина средних лет с горделивой осанкой, вдруг неожиданно тепло и приветливо улыбнулась. Телевизионщик, похоже, взял Ингу крупным планом и на несколько секунд задержал на ее лице объектив телекамеры, что тоже явно не понравилось коллегам.
Нудные речи наконец закончились, но актеров попросили не расходиться — в течение получаса должны были вывесить распределение ролей. Заведующий труппой Аркадий Серафимович извинился за задержку и обещал, что приказ о распределении будет вот-вот готов.
Инга получила наконец возможность незаметно взглянуть на зловещих заговорщиков, сидевших позади нее. Странно люди как люди. Ничего криминального в выражении лиц. Больше того — оба смеются, должно быть, и забыли, о чем болтали до начала собрания. Но все же в ней проснулся какой-то сыщицкий азарт, и она постаралась держаться поближе к этим двум злодеям. Вскоре выяснилось, что одного зовут Валерий Аверьянович, другого — Игорь Александрович. Оба актера были в возрасте от пятидесяти до пятидесяти пяти. В курилку они не пошли, а направились в свою грим-уборную и по дороге ни о чем таком не говорили — так, все больше о дачах и об урожаях огурцов и помидоров. Хозяйственные мужички, ничего не скажешь. Как-то все органично уживалось в них — любовь к природе и труду в огороде с ненавистью к начальству, доходящей до самозабвения.
— Инга Савельевна! — окликнули ее.
К ней подбежал завтруппой.
— Инга Савельевна, зайдите в кабинет Миры Степановны!
Все, кто стоял на площадке перед кабинетом главной, разом умолкли и уставились на нее. Даже ради приличия не посчитали нужным скрыть свое любопытство. «Ну и нравы», — подумала Инга.
— Вот наша новая актриса, — сразу же, едва Инга открыла дверь кабинета, заговорила главный режиссер, обратив улыбающееся лицо к сидевшему с ней рядом за столом начальнику комитета по культуре Еремишину. — Н-ну… Оставляю вас. Знакомьтесь.
И, бросив эту фразу, она, игриво усмехаясь, вышла из кабинета и плотно прикрыла за собой дверь.
«Ах вот в чем дело! — ахнула про себя Инга. — Ах ты, старая сводня! Вот я зачем тебе была нужна! Вот почему ты не захотела даже и монолог прослушать. Тебе не талант мой нужен, а смазливая мордашка, чтобы начальникам подкладывать…»
От Инги Дроздовой никто и никогда не ожидал решительных действий и смелых поступков. Хрупкая, нежная, с огромными глазами и светлыми от природы волосами, она на вид была совершенной Дюймовочкой, только высокого роста. Но когда педагог по мастерству в ГИТИСе посмел протянуть к ней ручонки, она отвесила ему такую оплеуху, что он едва на ногах устоял.
— Да я тебя… — сквозь зубы процедил он. — Ты у меня завтра же вылетишь с курса!
— Только попробуй меня тронуть, — также на ты ответила Инга, — я подниму такой скандал!
И он не тронул! Больше того — ставил только пятерки по мастерству актера целый год. А потом его выперли из института — на чем-то все же прокололся.
Инга смотрела на начальника комитета по культуре. Он едва доходил ей до плеча. Острый носик от возбуждения стал совершенно красным — видно, этот недомерок хорошенько закладывал за воротник. Маленькие глазки блестели, слюнявый рот кривился в плотоядной улыбке.
— Очень приятно, очень приятно, — повторял он и протягивал ей ручку, которая наверняка оказалась бы потной, протяни ему Инга свою.
Но она этого не сделала. Брезгливо сморщившись, она спрятала руки за спину.
— Да будет вам известно, что дама первой руку подает, — проговорила она с явной насмешкой. И добавила: — Если захочет, разумеется.
В маленьких глазках начальника сначала мелькнула явная растерянность, а потом они зажглись такой ненавистью, что Инга даже отшатнулась.
— А ты, значит, не хочешь? — прошипел он.
— Я — нет. И попрошу впредь называть меня на вы!
Она резко повернулась и вышла из кабинета. Все стоявшие на площадке вновь
