пятый день я сдалась. Написала Лёвке короткое «я прошла в полуфинал». Он прочёл тут же, и через пару секунд мне прилетело в ответ «Я и не сомневался. Ты лучшая». Без смайликов и даже улыбающихся скобочек. Но я всё равно расплакалась от расползающегося сжигающего внутренности жара в груди. «Я приеду, и мы помиримся? Я без тебя не могу», - с трудом набрала, так как перед глазами всё плыло от пелены слёз. Ответил не сразу, от чего по спине неприятным слабым ознобом рассыпались мурашки. «Поговоришь с Ломидзе и с родителями, и помиримся» - наконец прислала через пару минут, за которые у меня успело разболеться сердце.
Обиженно поджала губы, отбросила телефон. Это шантаж что ли такой?!
Но тут же снова схватила, когда гаджет пиликнул еще одной смс. «Ты победишь, я уверен.» Уставилась в потолок, пара глубоких судорожных вдохов, и я отправила в ответ: «Я приеду и поговорю, обещаю».
На это он уже не ответил ничего. И я сама тоже больше не писала.
Зная Лёвку, понимала, что он может в следующий раз и не ответить, так как условие нашего примирения уже озвучил и теперь будет ждать, когда я его выполню.
Эта его упертая как у барана категоричность в некоторых вопросах меня и раздражала, и подкупала одновременно. Сама я так никогда не могла.
Прошла ещё неделя. Я попала в финал. Нагрузка и психологическое напряжение с каждым днем росли как на дрожжах, тем более, что победитель помимо заманчивого денежного приза, получал очень перспективный контракт на летний сезон, как раз на время каникул в училище. И я очень хотела выиграть именно этот контракт. До дрожи. Потому проблемы с Лёвкой наконец отошли для меня на второй план, тем более, что я уже решила для себя сразу по приезду всё прояснить с родителями и разрешить эту глупую двусмысленную ситуацию.
Так что все мои душевные и физические силы теперь уходили на подготовку к финалу.
Но вдруг начало подводить здоровье. Не проходящая общая вялость, муть по утрам вплоть до тошноты, всё тело будто перестало меня слушаться, с трудом выполняя совершенно обычные для меня нагрузки, постоянно дико хотелось спать, а как ляжешь – было не уснуть.
Но я сцепляла зубы, злясь на саму на себя и списывая эти тревожные признаки на психологический мандраж, и через силу делала то, что должна. Пока не упала в обморок прямо посреди тренировки. Меня отправили к врачу, там я сдала анализы, и аккурат накануне финала узнала, что беременна. Шесть недель.
Я была в таком ступоре, что просто не могла это осознать. Что делать? Куда бежать?
Что???
Написать Лёвке? Я не могла. Я просто не могла вот так запросто сообщать подобное в пошлой смс. Тем более мы были в ссоре, за целый месяц переписывались лишь раз, и то по моей инициативе, и это жутко меня обижало в глубине души, хоть я и гнала это чувство подальше, чтобы не расстраиваться лишний раз во время отборочных соревнований.
Но вот именно в тот момент обида меня захлестнула. Он месяц живет без меня и не парится, а тут я с такими новостями?! Нет! Скажу, только когда помиримся. Если помиримся…Может ему уже и не сильно надо!
Маме звонить?!
Да просто страшно…
Я вдруг почувствовала себя такой беспомощно одинокой. По моим ощущениям мне совсем некуда было пойти, не с кем поделиться. Я одна.
Вечером ко мне зашла наша хореограф, отвела к себе попить чай, успокаивала, настраивала на финал, и …пыталась аккуратно выяснить, что я намерена с этим делать…
«Ты же понимаешь, что, если рожать, то ни о каком летнем контракте, Гулико, не может быть и речи»… «Я тоже была молода, мы все через это проходим»… «Жизнь артиста – особенная жизнь, в ней много жертв, но и много радостей»…
О, да, я всё понимала. Только осознать пока не могла.
На следующий день был финал. Я выиграла и получила свой контракт. Подписывала дрожащей рукой, но дрожь эта была не от радости, а от того, что я не очень хорошо представляла, что со мной будет, если я его не исполню.
Через сутки мы прилетели в Краснодар. Всем, кто участвовал в конкурсе, дали неделю отгулов, и с самолета меня встретил отец, чтобы отвезти домой. После праздничного семейного ужина в честь моей победы, на котором я не смогла выдавить из себя и трех улыбок, мать насела на меня в попытках узнать, что произошло, и почему я такая кислая.
И я рассказала, краснея и сгорая от переживаний и стыда. Всё выложила, так как слушала она на удивление внимательно и почти не перебивая. Рассказала, что врала им, что порвала с Лёвой, что уже год почти мы живем вместе, что расстались месяц назад из-за Гелы и моего вранья, и что нахожусь на седьмой неделе беременности.
- И как ты будешь от него рожать, если вы расстались, - вкрадчиво поинтересовалась мать, - А если не помиритесь? Он зеленый совсем, учится, оно ему надо сейчас?
- Я не знаю-ю-ю, - проревела в подушку.
- А контракт как же? – тем же тихим пытливым тоном.
- Не знаю я, - повторила сдавленным шепотом.
- Дочка, если будешь рожать, то и мы с отцом можем помочь, мы не бросим, но это всё равно хоть года полтора надо дитю отдать...
- Я понимаю, я всё понимаю…!!! – всхлипнула в подступающей истерике.
- А ты сама-то как хочешь? Ты Лёвке говорила?
- Н-нет, нет ещё…
- А хочешь дитя-то? Это не игрушка, на всю жизнь, - поймала мама мой взгляд, будто заглянула в самую душу, а у меня только вообще градом слёзы полились, цепанула внутри что-то и глазами своими черными, и словами.
- Мне всего девятнадцать…- сдавлено пробормотала, - Я…Я…
Разревелась до судорог. Мать села рядом на кровать, стала гладить мою спину.
- Доча…шесть недель…Там ещё и сердечка-то нет. Может завтра сходим к Ирине Константиновне, она таблеточку даст и всё…Я
