До мурашек
1. Лёвка
Самолет, накреняясь, описывает круг, заходя на посадку. Под его серебристым крылом расстилается заметно разросшийся за последние годы Краснодар. Подавшись к прохладному стеклу иллюминатора, я внимательно всматриваюсь в распластавшийся внизу город моего детства и юношества. Город, в котором в свое время я был и самым счастливым, и самым несчастным мальчишкой на Земле. Город, которому вновь предстоит стать мне родным.
Ну, здравствуй, брат. Не думал, что вернусь? Я тоже.
Когда-то кричал, что ноги моей здесь не будет, а оно, видишь, повернулось как. "Никогда не зарекайся" потому и набило оскомину, что слишком уж часто в яблочко.
***
- Ну, Лёв, давай, - Лешка Комарин, КВС (командир воздушного судна в гражданской авиации), крепко жмёт мою руку, а потом и вовсе обнимаемся с ним, хлопая друг друга по спине. Рядом мнутся девчонки - стюардессы, улыбаясь и тоскливо поглядывая на меня.
Отступаю от Лехи и жму руку его второму пилоту. Мальчишка молодой совсем, я его почти не знаю. Так, чисто как зовут и все...С Лешкой же мы летали вместе, было дело, но теперь уж вряд ли повторим.
- Эх, жалко всё -таки, - Комарин упирает руки в бока, щурясь от яркого южного солнца, - Может, передумаешь еще, а, Лёв?
- Я уже забрал документы, - поправляю спортивную сумку на плече - мой единственный багаж. Оказалось, что в новую жизнь мне и брать особого нечего. Или не хочется ни хрена.
- Да Романов тебя с радостью обратно. Провожали, он чуть не плакал, - хмыкает Леха.
- И уже сюда подал, - повторяю то, что Комарин знает итак.
- Мда, - чешет затылок под фуражкой, - И когда заступаешь? КВСом хоть?
- Конечно. Через три недели выхожу, попросил пока время дух перевести. У отца тут дом на Домбае. Родители его в сезон сдают обычно. А сейчас ремонт как раз затеяли. Там поживу, присмотрю за бригадой и заодно воздухом подышу.
- Ты ж там родился? - вспоминает Лешка мои редкие рассказы о своем детстве.
- Да.
- Ну, родной дом - это хорошо. Дома и стены помогают, - вздыхает Лешка и снова кидается меня обнимать, - Ну, давай, брат, пока. Эх, жалко, что ты так решил...Лучше бы остался в Питере. Город большой...
- А работа одна, на хрен, - отрезаю я.
- Девчонки, пока, - салютую стюардессам, отступая от Лешки.
- Удачи, Лев Александрович, - поют нестройным хором с пробивающимися нотками сожаления.
Криво им улыбаюсь, подмигнув. Эх, что ни говори, а приятно. Да, девочки, и по вам я тоже буду скучать. Машу ребятам на прощание, запрыгивая в последний трансфертный автобус. Двери плавно закрываются, отрезая меня от взлетной полосы и стоящих на ней людей.
Может пожалею еще, что решил так резко поменять свою жизнь: уволиться из Пулково, уехать из Питера, где прожил последние десять лет. Может и пожалею, но сейчас мне кажется это единственно правильным решением. И впервые за весь этот долбанутый месяц дышится если ни легко, то точно легче.
Точно расстояние способно сгладить весь тот трындец, в который превратилась моя жизнь. Словно, сменив город, я смогу изменить и все остальное. Говорят, от себя не убежишь. Но, как-то много лет назад, у меня один раз получилось, так что попробуем.
***
Предупреждать о своем приезде я никого не стал. Зачем?
Встречать меня в Краснодаре из Домбая - дело хлопотное, слишком уж много километров. К тому же я все равно решил взять напрокат машину. Своей у меня теперь не было. Все бывшей оставил, кроме разве что трусов с носками, небрежно закинутых в спортивную сумку, которая валяется теперь на заднем сидении видавшего виды прокатного аутлэндера. Ключи родительского дома жгут карман. Их мне передала мать, приезжавшая неделю назад в Питер в командировку. Хотела заодно поговорить по душам, обсудить мой развод. Очень настойчиво хотела.
Только не о чем тут говорить.
Что я ей скажу? Что сам не заметил, как и когда мы с женой стали практически просто соседями? И что меня это, в общем, устраивало? Что я догадывался, что у нее кто-то есть, но мне было по сути плевать? Что, когда она сказала, что уходит и Мишку забирает с собой, я стал спорить только из-за Мишани? А у Кати на это случилась натуральная истерика, и она меня чуть торшером не прибила, оря, что я бесчувственная сволочь, и что никогда не любил ее, и что она всю жизнь будет ненавидеть меня?
Это я должен был собственной матери рассказать?
Я такое вообще не знаю, как рассказывать. Тем более, женщине... Сожаление и стыд - не те чувства, которыми люди охотно делятся. А мне было именно до зубовного скрежета жалко свою неудавшуюся семью и стыдно, что, наверно, Катька права, и я сам в этом виноват.
Это, конечно, не снимает с нее ответственности за то, что она стала назло мне сосать, как оказалось, нашему проектному юристу, но что долго мне даже было не особо интересно выяснять, кто ей по ночам написывает - факт.
Любил ли я Катю? Мне казалось, что да.
Просто я не очень эмоциональный человек, и ей наверно не хватило. Но мне казалось, что у нас нормально всё. Как у всех. Казалось, что в моей жизни никакого развода и измен не будет. Я был уверен в этом, потому что думал, что уж Катька точно меня любила.
Мы познакомились с женой в Пулково, куда я после авиационного пришел зеленым вторым помощником. Катя была стюардессой в нашем экипаже. Жгучая брюнетка, кокетка, хохотушка, красавица, ровесница. Через полгода мы поженились. Сам не очень понял, как это произошло. Наверно, я просто сильно нравился ее маме, а мне было неудобно Зинаиду Никитичну разочаровывать.
Отношения, в которых было очень много общей работы, интересов и одного и того же круга общения, казались ровными и устоявшимися. Мне казались....
Вдруг обнаружилось,
