вчера не мог, – признался Сиверов. – Давно ни с кем так не говорил.
Человек в черной сорочке, застегнутой на верхнюю пуговицу, молча кивнул. Он не надел ни фартука, ни рукавиц, чтобы защититься от капель краски. Судя по тому, как медленно он действовал небольшой кистью, запачкаться ему не грозило. Глебу показалось, что Шумахер хочет продлить процесс, ему нравится заниматься несложным трудом.
– Все-таки удивительно, что я на тебя попал. Человек почти с теми же проблемами. Живой пример, можно сказать.
– У каждого свой путь, – нарушил, наконец, молчание Харитонов.
– Это точно. Да и случай у меня все-таки другой. Вот ты говоришь, что благодарен тому ублюдку, который всех вас предал. Но он-то ведь не о твоем благе заботился.
– Не важно.
– Мне вот точно никто не благодарен. Ребят просто замочили. Ходил к ним на кладбище прощения просить – только хуже стало.
– Вы ведь крещеный? – Харитонов упорно не желал переходить на «ты». – Зайдите в церковь, помолитесь. Должно помочь. Вспомните притчу о блудном сыне. Мы с вами оба такие сыновья. Главное раскаяться, и Господь нас не отвергнет.
«Как бы ненадолго развернуть его к прошлому от этих правильных речей? Только начни спрашивать, он сразу почует неладное».
– А в твоем случае погиб кто-нибудь?
– Конечно.
– Как же тогда? Из-за этого мерзавца погибли люди, а ты ему благодарен.
– Они знали на что шли, знали, что рискуют. Я предательство не оправдываю, но мою судьбу оно развернуло к лучшему.
– А тебе никогда не хотелось встретиться с этим человеком, посмотреть ему в глаза? Мне вот иногда мерещатся покойные ребята. Стоят, смотрят молча. Что называется, без эмоций – это всего страшней.
– Не знаю кто нас тогда предал. Нас всех собирал на дело главарь. Если б он выжил, он бы, наверное, смог бы определить виноватого. А мы… кого-то я видел во второй раз, кого-то вообще в первый.
– Может, и не было предательства? Просто нарвались, как оно бывает. Ты извини, что я влезаю. Я все равно вроде как пациент в палате для тяжелобольных. А такому пациенту сам понимаешь, что больше всего интересно – чужие истории болезни. Если не хочешь, не отвечай – в обиде не буду.
– Раньше не ответил бы, теперь могу. Если вам важно, пожалуйста. Предательство было, потому что нас ждали. Я бы еще мог допустить, что полиция оперативно сработала. Но нас ведь не полиция прихватила – такого же поля ягоды.
Харитонов окунул кисть в банку и дал излишкам краски стечь обратно.
– Если разобраться, предатели вокруг пачками ходят, – спокойно заметил он. – Какая разница, в большом или малом ты подставил другого? Важны не последствия, а суть.
К счастью, Шумахер не стал заводить диспут о грехе и возмездии. Скромно сослался на собственное неразумие в глобальных вопросах и неспособность разложить все по полочкам.
– Не нам, смертным людям, судить, – закончил он.
– Но про тот случай ты ведь не можешь не думать. Наверняка вспоминаешь, судишь так и эдак, подозреваешь кого-то.
«Слишком в лоб, – подумал Слепой. – С остальными меня так не заносило».
– Кого я могу подозревать? – кротко улыбнувшись, Харитонов разогнулся и стал протирать кисть тряпочкой, смоченной в растворителе. – Мы ведь не были своими, не были бандой. Друг о друге ничего не знали. Только старший знал. По крайней мере знал, кто и как попался ему на глаза, кого и как он сосватал на дело. Но старшего убили. Те, кто выжил, разбежались в разные стороны… Наверное, и в вашем случае кто-то успел слинять. Иначе вы бы так не интересовались моими подозрениями.
– Ну, ты просто рентгеном просвечиваешь, – притворился изумленным Слепой.
Другое оправдание настойчивым расспросам в самом деле трудно было найти.
– Вот, значит, почему у вас душа не на месте, – с легким разочарованием заметил Харитонов. – Сходите все-таки к батюшке, не надо тянуть. От мести он вас не защитит, но дышать полегче станет. А мне сейчас со столярами надо разбираться – придет бригада работать.
Глава 27
В Москве Сиверов первым делом проведал Серьгу. Тот вернул на место свое украшение в виде золотистой заклепки в ухе, но выглядел гораздо несчастнее, чем в котельной торгового центра.
– Полная Держал, чтобы тебе показать. Теперь можно в мусорку выбрасывать.
Слепой подошел окну, чтобы внимательнее рассмотреть обе заготовки для паспорта. Работу нельзя было назвать из рук вон плохой. Но мало-мальски опытный специалист быстро распознал бы фальшивку.
– На уровне первых моих опытов. И визу вклеил не так и расписался нехорошо. То ли глаза виноваты, то ли руки.
– Может, не отошел еще от последних приключений?
– Не в санатории жизнь прошла, бывало и похуже. Я ведь не за гонорар боюсь. Просто противно, когда собственными руками творишь такое. Плюс еще тебя подвел. Столько сил потратил, чтоб меня вытащить и все без толку.
– Не бери в голову. После долгого перерыва и пианисту надо разыграться, пальцы размять.
– Наверное, так. Аккуратней, Ириша.
Слепой уже заметил, что девочка накрывает на стол, доставая из холодильника закуски. Судя по запаху, на плите что-то разогревалось.
– На меня особо не рассчитывай. Я уже успел заправиться, – похлопал себя Глеб по твердому, как кирпичная стенка, животу.
– Даже не надейся. Мы ведь даже не отметили факт. Моя шкура чего-то да стоит.
В качестве завершения «натюрморта» на столе появилась запотевшая бутылка водки.
– Это еще откуда? – Глеб отлично помнил, что запасов спиртного в холодильнике не было.
– Единственная. Я себя всегда контролировал – со вчерашнего дня не касаюсь, купил – и стоит.
– На улицу выходил?
– А как иначе? Тебе же и заказать пузырь, чтоб за твое здоровье выпить?
– Поаккуратней. Москва и Харьков не на разных планетах.
– Не всю же мне жизнь теперь прятаться.
– Этот вопрос еще надо решить.
– Ничего не надо. Все равно индульгенцию не выпишут, даже если харьковская ментура вдруг поверит, что не я сотруднику кровь пускал. Моя статья все равно при мне с соответствующей
