Что-то в мамином голосе заставило ее сердце сжаться.
– Почему?
– Потому что в башне колдовать нельзя. Ты ведь помнишь ее историю? Знаешь, из чего ее построили?
Сорша нахмурила брови.
– Из кернов?
Мама кивнула.
– Ее строители сделали то, чего делать нельзя: растревожили чьи-то несчастные души. Ограбили их могилы, украли камни – единственные отличительные знаки. Эта башня пропитана смертью. Поэтому там и невозможно колдовать. Ты же знаешь, чем караются особо тяжкие преступления?
Сорша кивнула – это все знали. Наказанием за них была смерть.
– Ты думаешь, нам здесь плохо, – приглушенно сказала мама. – Ты просто не была там, где еще хуже. А такие места есть, поверь мне.
– Мам, откуда ты бежала? Тогда, когда тебя нашли в топях? Ты никогда никому не говорила, даже мне.
– Оттуда, куда я не хочу возвращаться. Оттуда, где у женщин и девочек нет ни сил, ни голоса, ни даже имен. Так что и само это место для меня теперь безымянное.
– Но тут тоже почти ни у кого нет имен, – недоуменно сказала Сорша. Это была одна из особенностей острова, более всего ненавистных для нее: у большинства здешних жителей имелись только фамилии. Не считая рожденных на острове детей, Сорша и ее родные были единственными, кто носил собственные имена.
– Верно. Но разница в том, что здесь это наказание за проступки, и оно распространяется на всех – и на мужчин, и на женщин.
– Я знаю, ты благодарна за то, что нас тут приняли, но мы могли бы поехать куда угодно!
Сорша на мгновение умолкла, всматриваясь в мамино лицо, но на него уже наползало знакомое замкнутое выражение. Неужели…
– Ты просто думаешь, что здесь тебя не станут искать, да? – спросила она, начиная прозревать. – Это идеальное место для того, чтобы спрятаться. Остров для ссыльных преступников. Никто по доброй воле сюда не отправится!
Мама, избегая ее взгляда, воткнула нож в картофелину.
– Есть места и похуже.
– Наверное, – грустно сказала Сорша. Но она знала, что есть места и получше. Места, где прошлое не будет их преследовать и где к ним будут относиться как к обычным людям. Так же, как к ней относится Уинтер. – Но мне-то откуда знать…
В кустах поблизости хрустнула ветка. Сорша широко распахнула карие глаза, выискивая в зарослях кролика или лису. Но вместо этого увидела другие глаза – бледные, бесцветные, с редкими светлыми ресницами. Послышался шорох, и они исчезли из виду. Раздался шелест сухой травы и стук удаляющихся шагов.
Сорша хотела было окликнуть ее, но осеклась, когда услышала, как мама тихо мычит сквозь зубы от досады.
– Это была твоя сестра, да? – спросила она, и ее голос холодно прозвенел в теплом вечернем воздухе. – Прюденс! Иди сюда, работы полно!
– Не сердись на нее, мам. – Сорша вгляделась в заросли, но сестры нигде не было видно. По маминому голосу можно было безошибочно угадать, когда она обращалась к Прю: с ней она разговаривала более резко и отрывисто, чем с Соршей. Было заметно, какая из дочек у нее ходит в любимицах, хотя Сорша ради сестры всегда притворялась, что это не так.
– Я послала ее проверить силки еще час назад. – Мама подняла таз и унесла в дом. Сорша последовала за ней, сразу же покрывшись потом в душном помещении. – Если она не поторопится, останемся без ужина. Одним воронам известно, сколько времени она теряет, когда вот так без дела шатается по кустам.
– Мам! – упрекнула ее Сорша. – Она же услышит! Зачем так грубо?
Мама пожала плечами и кинула картошку в кастрюлю со свежей водой.
– Трудно с ней. Всегда было трудно.
– Но не труднее же, чем со мной?
Мама помолчала. Сорша ждала, что она начнет возражать или ругаться, но напрасно.
– Она завидует, – наконец сказала мама. – Хочет уметь то же, что и ты. Иногда у нее такой взгляд… мама всегда все видит.
– Мам, это нечестно, – вздохнула Сорша. Для нее не было секретом, что Прю тоже хотела бы иметь ее способности, – сестра сама много раз об этом говорила. Но что в этом плохого?
Она перевела взгляд на окно. Между стеклами билась застрявшая муха. Сорша и раньше слышала от мамы подобные слова. Прю была более медлительной, более неуклюжей, чем Сорша. Это она всегда падала в крапиву, кашляла на всю церковь посреди мессы и била посуду во время мытья. Она ела вдвое больше Сорши, а объяснять ей что-то новое нужно было вдвое дольше, на что у мамы вечно не хватало ни времени, ни терпения. Однако, несмотря на все это, Прю всегда рвалась помочь, всегда старалась угодить. Разве Сорша могла к ней плохо относиться? И это не считая того, что сестра была ее единственной подругой.
– Позови ее. – Мама захлопнула кастрюлю тяжелой железной крышкой. – А не то она весь вечер там прослоняется.
Сорша прошмыгнула наружу, радуясь, что спаслась от духоты. Над дверью росли розы, и, выходя, она зацепилась волосами о шипы. Позже Сорша вспоминала этот момент и думала: а вдруг это было предупреждение, вдруг какой-то маленький добрый дух пытался не выпустить ее наружу?
Пройдя немного по улице, она услышала чьи-то легкие шаги, звучащие в такт ее собственным. Она резко обернулась и оказалась нос к носу с Прю. Бесцветные глаза сестры были почти вровень с глазами Сорши.
– Галки-нахалки! – воскликнула Сорша, чувствуя, как заколотилось сердце. – Зачем же так подкрадываться?
Прю улыбнулась, обнажив редкие тускловатые зубы, и зашагала с ней в ногу. Соршу прошиб нервный пот. Далеко ли она была от дома? Слышала ли их разговор? Сорша снова пожалела, что мама так строга к Прю. Той и так было непросто жить в тени сестры – маминой любимицы, да еще с удивительными способностями. И даже если Прю время от времени косится на нее с досадой, разве можно ее за это винить?
– Ты уже проверила силки?
– В них ничего нет. – Прю сунула руки в карман передника и засвистела сквозь зубы. – Не хотела идти домой с пустыми руками, решила подождать и еще раз проверить. А мама уже и рассердилась.
– Это все жара, – пробормотала Сорша. Она всегда придумывала оправдания для маминой резкости. Мол, она устала, замерзла, хочет есть…
Прю посмотрела на нее долгим взглядом.
– Да, понимаю, – сказала она наконец. – Бедная мама.
– Пойдем вместе? – предложила Сорша. – Может, хотя бы у обрыва будет ветерок.
Они добрались туда за несколько минут, по дороге болтая о жаре, однако ощущение тревоги всё нарастало, нависало над Соршей подобно грозовой туче. Когда сестры добрались до обрыва, порыв ветра с морских топей ненадолго развеял это неприятное ощущение, а заодно и осушил мокрый лоб Сорши. Девушка вгляделась вдаль – туда, где виднелось расплывчатое пятно главного острова. Он был слишком далеко, и днем смотреть было особо не на что. Зато ночью там светились красивые огоньки.
