глаза смотрели на меня с потребностью и желанием. Ее полные губы жадно впивались в мои. Она безупречна снаружи и чертовски совершенна внутри.
Ее острый ум и сообразительность, ее неистовая любовь и ошеломляющая преданность… Трудно поверить, что кто-то настолько определенный и уверенный в себе, как она, мог выбрать кого-то столь же испорченного, как я.
Я не заслуживаю ее, но, черт возьми, я собираюсь ее сохранить.
Я прохожу остаток пути до нее и встаю рядом с ней, прислонившись к стене. Наши руки прижимаются друг к другу, и даже небольшой контакт заставляет мое сердце биться.
Она моя. Она, блядь, моя.
Даже если только на этот момент.
Песня заканчивается, и я подталкиваю Стеллу. "Ты собираешься сделать это?"
Она отмахивается с забавной улыбкой. "Нет, черт возьми. Я ни черта не умею петь".
"Эй, я был с твоей семьей на пасхальной службе — я знаю, что ты умеешь петь". Я опрокидываю в нее свое пиво.
"Да, может быть, когда меня никто не слушает". Она качает головой и сжимает свой стакан.
"Я слушал". Я ободряюще улыбаюсь ей, и она снова качает головой. Я получаю удовольствие от того, что подталкиваю ее, хотя знаю, что она никогда не согласится.
На самом деле это не вопрос храбрости или уверенности. Стелла бесстрашна, когда что-то решает. Но она также реалистка и перфекционистка. Зачем что-то делать, если ты не собираешься быть в этом лучшим? В безразличии есть своя уязвимость, от которой она бежит.
"Но даже если так, тебе не нужно хорошо петь, чтобы петь в караоке".
Она дразняще ухмыляется. "В таком случае у тебя не должно быть проблем с тем, чтобы забраться туда".
Я отталкиваюсь от стены и встаю перед ней. Наклонив ее подбородок большим пальцем, я нежно и быстро целую ее губы. Она едва успевает зафиксировать его, ее красивые карие глаза расширяются, когда я сую ей в руки свое пиво и убегаю.
"Я спою тебе серенаду в любой день, Реальта", — кричу я, ухмыляясь, и бегу назад, чтобы увидеть, как ее лицо озаряет заинтересованная улыбка.
Я кручусь на месте и запрыгиваю на сцену, пока никто не успел начать следующую песню. Я наклоняюсь к диджею. У вас есть "Your Man" Джоша Тернера? "1 Он кивает с улыбкой, и я хлопаю его по спине. "Мой человек, спасибо".
Я подхожу к микрофонной стойке, пульсируя энергией, когда из колонок раздаются первые аккорды баса. Я начинаю покачивать бедрами и нахожу Стеллу сзади. Когда я начинаю петь, она прикрывает рукой смех. Меня завораживает то, как ярко сияют ее глаза, когда она смотрит на меня, потому что это я.
Я не самый лучший певец, но и не самый плохой, и люди кричат и хлопают, когда я начинаю петь припев. Я подражаю глубокому баритону Тернера и классическому кантри, что заставляет Стеллу смеяться еще сильнее. Ее глаза мерцают, а щеки наверняка пылают жаром. Это ощущение вызывает зависимость — все ее внимание на мне, заставляющее ее смеяться. Я жажду этого.
Я спрыгиваю со сцены и пробираюсь через столы, пока не добираюсь до нее. Она плотно прижимается к стене, а люди поворачиваются, чтобы проследить за моими движениями. Я кладу руку на стену рядом с ее головой и наклоняюсь к микрофону. Она отворачивает лицо, хихикая. "Ты смешон".
Я убираю руку со стены и прижимаюсь к ее щеке. Я чувствую, как горит ее кожа, и мое сердце бьется сильнее. Поглаживая ее большим пальцем, я люблю, что могу физически ощущать ее эмоции.
Я провожу ладонью по ее талии, продолжая петь, желая запутать пальцы в сети кротчета и притянуть ее еще ближе. Она опускает подбородок и смотрит мне в глаза, пока моя рука колеблется на ее бедре. Ее губы раздвигаются, и розовый язычок едва заметно высовывается, чтобы смочить губы. Это небольшое движение сводит меня с ума. Я должен продолжать двигаться, прежде чем выброшу микрофон и заберу ее прямо здесь.
Я пою последние несколько строк, возвращаясь на сцену. Она произносит слова вместе со мной, покачиваясь в такт хору струнных инструментов. Я возвращаю микрофон на стойку и спрыгиваю вниз под бурные аплодисменты. Я возвращаюсь к Стелле, аплодисменты не стихают. Но это все пустой звук, потому что когда я вижу широкую улыбку на ее лице, ничто уже не имеет такого значения.
Когда я подхожу к ней, диджей объявляет следующую песню, и внимание толпы возвращается на сцену.
"Что ты думаешь, Стелла Мэй?" шутливо говорю я, вопросительно протягивая руки.
Она отвечает, хватая меня за воротник и притягивая к себе в жарком, лихорадочном поцелуе, от которого у меня голова идет кругом. Она отступает назад, задевает дверь ванной и одним торопливым движением распахивает ее. Она затаскивает меня внутрь, и я никогда не чувствовал себя таким живым.
Она стонет, произнося три коротких слова мне в губы.
"Трахни меня, Лохлан.”
Стелла
У меня кружится голова, мне жарко и я не в себе, когда мы вваливаемся в ванную.2 Через секунду я слышу, как Лохлан щелкает замком на двери, а затем он прижимает меня к стене. Он уже стянул с себя рубашку и рычит: "Черт, красотка, я никогда не привыкну к тому, что ты произносишь эти слова".
Не думаю, что я когда-нибудь привыкну их произносить. Или хотеть этого.
Быть с Лохланом — это кайф. Он не думает ни о чем, кроме как о том, что происходит здесь и сейчас. Я чувствую себя совершенно неспособной на это, только когда я с ним.
Это невозможно. Но сейчас, когда я с головой погружаюсь в настоящее вместе с ним, прошлое и будущее перестают существовать, а вместе с ними и все мои заботы.
Единственное, что меня волнует, — это то, как страстно он проводит руками по моим бедрам и сжимает мою попку, притягивая меня ближе, чтобы я могла почувствовать твердые очертания его члена. Или то, как он делает дыхание несущественным, постоянно перехватывая его своими голодными стонами и властным языком.
Его пальцы путаются в
