Проходили месяцы, и маг привык к жизни в Ллиирессе. Каждый день, после выполнения своих новых обязанностей, он сидел под Эвизе Джонтилом, наблюдая за тем, как оранжевый свет проходит по нему, словно кровь по венам. Волшебник чувствовал необходимость понять артефакт, который привёл его сюда. Когда-то он искал его ради могущества. Теперь же желал свободы.
А ещё он чувствовал, что начал понимать Геринвиоха. Вирм увидел в Аниолоне Груантэ худшие аспекты человечества, хотя Бронихим был вынужден признать, что в своё время знал многих людей, гораздо больше заслуживавших наказания, чем несчастный маг. Возможно, даже сам Бронихим был одним из таких. Дракон увидел всё то же самое и в нём, думал маг, и может быть даже был прав. Здесь было не так уж плохо. Здешний народ стал его народом. В его жизни не было расписаний и ограничений. Кроме возможности уйти, узник артефакта мог говорить, ощущать и делать всё, что он хотел, и для этого ему были предоставлены место и свобода действий.
– Кинас, уже поздно, иди спать, – раздался за его спиной голос Мориандро, когда он сидел в центре города в один из вечеров, спустя месяцы после прибытия.
Бронихим оторвал взгляд от крутящегося восьмиугольника и повернулся к женщине.
– Скоро, – пообещал он с улыбкой.
Красавица повернулась, чтобы уйти, но остановилась.
– Пути наружу нет, Кинас. Неужели жизнь здесь так плоха?
Маг взял её за руку.
– С каждым днём всё лучше и лучше, – успокоил он.
Женщина слегка покраснела и провела руками по лицу мужчины.
– Тогда почему ты всё ещё сидишь здесь, уставившись на проклятую штуку?
– Всегда есть выход, Мориандро, – ответил он, когда они ушли с площади.
Он бросил назад один последний за этот вечер взгляд, позволяя свету Эвизе Джонтила выжечь себя в его мозгу. Маг знал, что будет грезить об этом свете. Грезить о нём так же, как каждую ночь на протяжении многих недель до этого.
– Всегда есть выход, – прошептал он тихо.
ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ
Джеймс П. Дэвис
Флеймрул, Год Дикой Магии (1372 ЛД)
В поздний час между полуночью и рассветом улицы Зазесспура были пустынны. Граф Келмар Даргрен и его люди терпеливо ждали, изнемогая от летней жары, царившей даже в отсутствие солнца. Келмар не отрывал глаз от своей добычи, и каждый нерв его был на пределе, пока он ждал малейшего движения.
Его помощники, все в тёмной одежде и со скрытым оружием, уже привыкли к длинным ночам и осторожно следили за ним. В последнее время граф вёл себя эксцентрично, был скрытен, а также склонен к вспышкам неконтролируемого гнева. Все они были лояльны ему из-за его принадлежности к Школе Скрытности, гильдии ассасинов Зазесспура, но в последнее время начали сомневаться в том, доверяла ли ему сама гильдия.
Келмар видел и чувствовал испытывающие взгляды их недоверчивых глаз, слышал шепотки, но ему было всё равно. Он знал, что до тех пор, пока золото монет греет их ладони, они будут выполнять свои обязанности. А если нет – гильдия ассасинов знала, как приструнить своих членов. Любые его угрозы бледнели в сравнении с методами Школы Скрытности.
Большинство из них сейчас задавалось вопросом, а не выбрать ли смерть полегче, совсем отказавшись участвовать в этой охоте.
За последнюю неделю в окрестностях Торгового округа произошла серия леденящих душу убийств. Почти невозможно было сказать, что тела когда-то принадлежали человекоподобным существам, и только лица оставались безупречно нетронутыми – ни порезов, ни синяков. Лица, на которых застыло выражение непередаваемого ужаса.
Даже бывалым солдатам, участникам гражданской войны, изменившей политический ландшафт Тетира, становилось плохо при виде трупов. Они отмечали, что кровь оставалась глубокого красного цвета долгое время после смерти – явный признак долгих пыток, тяжёлых минут или даже часов ужаса перед концом. Это был не просто ассасин или случайный убийца, не какой-то уличный грабитель или разбойник. На такие зверства был способен только свирепый, хладнокровный злодей.
Опытные ассасины, рассевшиеся на всё ещё тёплых булыжниках тёмной аллеи, заглядывали в глаза графа и понимали, что у него есть какой-то ключ к тайне беспричинных убийств. Они все видели знакомую искорку смерти в его глазах, и втайне боялись её.
Келмар терял терпение. Его рука в беззвучной ярости сжимала рукоять сабли. Чёрные волосы прилипли ко лбу, а на сдвинутых бровях собрались капельки пота. Быстрым, отточенным движением, свидетельствовавшим об умении пользоваться их неслышным языком, он подал сигнал четырём ассасинам за его спиной, заставляя разбиться на две группы. Каждая из них будет патрулировать одну улицу, тщательно стараясь избегать стражи – что стало сложнее, ведь с началом убийств количество стражников почти удвоилось.
Спутники кивнули и тихо разошлись, прячась в тенях и держа руки у кинжалов и смазанных ядом коротких мечей. Проводив их взглядом, Келмар выпустил долго сдерживаемый выдох; боль пронзила его голову, переходя на шею. Эта боль теперь повторялась часто и была настолько сильной, что могла поставить его на колени. И вместе с болью приходили видения.
Он старался не думать о кошмарах, осаждавших его в моменты сильнейших страданий – образы окровавленных, мёртвых лиц, чьи рты застыли в молчаливой муке. Тепло разливалось по груди при звуке шумящей в ушах крови. Потянувшись к тунике, граф вытащил амулет, который он раздобыл, когда всё только началось. Большое рубиновое сердце светилось и билось в унисон с каким-то неведомым ритмом. Спрятав это тепло в кулак, он озирался по сторонам, надеясь заметить убийцу, который, как он знал, прямо сейчас бродил по этим улицам.
Келмар не мог не вспомнить самое первое из этих жутких видений – видение собственной смерти.
А вспомнив, граф содрогнулся.
Бориал был рад избавиться от графа на несколько часов. Эта одержимость убийцей казалась ему странной и немного беспокоила. Его товарищ Фаэрдрал, похоже, особо не переживал – он никогда не отличался сообразительностью и уж тем более стройными размышлениями. Они пробирались над улицей Слоновой Кости, в западной части Торгового округа, повторяя путь другой пары, над параллельной Храмовой улицей, и сейчас остановились на крыше заброшенного склада, чтобы осмотреть местность, прежде чем двинуться дальше.
– Фаэр? – прошептал ассасин.
– Чего, Бор?
– Как думаешь, к чему это всё? – Бориал с излишним оптимизмом
