дымили обгорелые клоки волос. Одного уса не было вовсе, как и глаза, заплывшего кровяным мешком. Зато во втором полыхал огонь помноженной на боль ненависти и металась решимость выпотрошить весь мир.
Собственно, если бы не этот горящий ледяным пламенем глаз, уцелевший ус, все еще заплетенный в тугую косу, да приметная матовая броня, Тверд ни за что не признал бы в этом посланце тьмы норда Хёгни.
Впрочем, и признав, не обрадовался.
Бежать уже было поздно. Изуродованный викинг рыком кинулся в его сторону, выхватывая из-за спины нечто, отдаленно смахивающее на оружие, что сейчас находилось в руках Прока.
За спиной кентарха чихнули два глухих плевка. Тверд чуть ли не кожей ощутил зловещее дуновение над плечом, которое вовсе не походило на шелестящее шипение стрелы в полете. Несущегося навстречу норда будто толкнула в грудь невидимая рука бога, спустившаяся сверху. Она крутнула его на месте и отправила на землю. И тут же справа послышался громкий хлопок, а сверху, с крыши одной из нахохлившихся вокруг клетей, донесся оглушительный громовой раскат, словно раздробленный на мелкие стучащие части. Щеку обдало чем-то горячим, из бревен постройки за его спиной брызнули щепки. В следующий миг он уже увидел себя на земле, пытаясь инстинктивно прикрыть голову руками.
— В укрытие, в укрытие ползи, — словно сквозь толщу войлока добралось до его ошалевшего сознания шипение Прока. Тот успел схорониться за ближайшим возом и направлял теперь свой «арбалет» в сторону той самой крыши, откуда доносилось давеча громыхание. Оружие, отобранное Твердом у странного стрелка, едва заметно дернулось в руках новгородца, мазнув темень двумя белесыми цветками яркого огня. Вырвались они на долю секунды, так быстро вспыхнув и погаснув, что Тверд всерьез засомневался, не почудились ли они ему.
Справа вновь громко хлопнуло, и кентарх голову бы отдал на отсечение, если полыхнуло там не сильнее, чем от прокова оружия.
У телеги, за которой хоронился гильдиец, словно той самой исполинской силищей, что отправила в грязь Хёгни, вырвало колесо. Деревянная ступица будто разорвалась изнутри, стрельнув в стороны лохмотьями дерева. Воз тут же накренился, а Прок, присев на одно колено, сверкнул своими приглушенными вспышками огня еще и в ту сторону.
— Серая Мгла уже здесь! — с новой силой заорал седой мужик, все еще сидящий на том же самом месте. Правда, кого он вздумал пугать, было не очень ясно. От новой напасти, завертевшейся в огненных сполохах смертельной круговерти, весь суетящийся вблизи работный люд вмиг брызнул в разные стороны.
— В укрытие, тебе говорю! — проорал Прок, бросая на Тверда взгляды ничуть не ласковее того, которым только что награждал его норд. Сбросив оцепенение, кентарх споро отполз за случившиеся поблизости пузатые бочки, очень сильно надеясь, что они не окажутся пустыми. Хотя кто сказал, что он вообще где-то в этом лагере может чувствовать себя в безопасности? Расстрелять их могли с какой угодно стороны: кто, например, запретит татям зайти за спину? Да и не понятно было, сколько их тут вообще набралось, стрелков этих.
Затравленно оглядевшись по сторонам и не увидев ни одного направленного на него самострела, Тверд осторожно выглянул из своего укрытия. Прок, которого сейчас не обороняла его чудо-броня, хоронился от свистящей вокруг него смерти как мог. Но измочаленная, раздолбленная и продырявленная телега больше не выглядела сколько-нибудь надежным укрытием. Потому гильдиец, огрызнувшись в очередной раз кашляющими вспышками огня из своего оружия, метнулся в сторону, под прикрытие амбара, на дощатых сходнях которого валялись брошенные кем-то впопыхах мешки. Сквозь дыру в одном из них высыпалась тонкая струйка зерна. С крыши вслед Проку громыхнула еще пара трескучих раскатов, и рваных прорех в мешках стало гораздо больше. Свистящие в воздухе вестники смерти прошлись нестройной линией по стене амбара, выбивая из нее фонтаны деревянных брызг, и новгородца, не успевшего заскочить за угол, вдруг что-то толкнуло в спину. Он будто споткнулся о невидимую преграду и рухнул лицом вниз. Тверд только заметил, как на изгвазданной его рубахе словно бы сама собой появилась кровавая прореха.
Прок нашел в себе силы отползти дальше, за угол. С огромным трудом, будто по нему только что проехал весь войсковой обоз киевской рати, он приподнялся на локтях, сумев усадить свое тело и даже взвалить его на стену амбара, прислонившись к бревнам спиной.
Они переглянулись.
Прок и до этого не выглядел бравым и полным сил красавцем, а уж, получив ранение, и вовсе посерел лицом и обмяк. Дернув кадыком, как будто даже это движение причиняло ему нечеловеческую муку, он глазами показал Тверду, что тому нужно уходить. Без вопросов.
— Да вот хрен тебе, — прошептал кентарх так, чтобы гильдиец смог прочитать ответ по его губам. А про себя еще добавил. — Ты мне, урод плешивый, еще должен объяснить, какого лешего тут творится!
Но подорваться с места в сторону новгородца ему не позволил звук крадущихся шагов. Слух вычленил его из мельтешащего вокруг хаоса безошибочно. Какому бы нормальному человеку во время всего этого светопреставления взбрело бы в голову куда-то красться вместо того, чтобы улепетывать во все лопатки да еще и голосить при этом во всю глотку?
Только тому, кто все это и устроил.
Шаги приближались справа. С той стороны, откуда бил стрелок с особенно оглушительным самострелом. Вспомнив, как после его грохота отлетело колесо телеги, Тверд невольно сглотнул комок в горле. Представить, что будет, если вместо твердого дерева под такую раздачу попадет податливая живая плоть — его плоть — и любая боевая лихость могла мышкой шмыгнуть в подпол. Глянув на свою дохленькую бронь, кентарх сильнее стиснул рукоять колуна.
Один раз он смог завалить такого вот стрелка. Почему не сделать это еще раз?
Он замер и постарался не дышать.
Шаги приблизились почти вплотную. Из шлема подкравшегося татя вдруг раздалось знакомое шипение, треск, в котором с трудом можно было разобрать приглушенные железом слова человеческой речи.
И в тот же миг громыхнуло прямо над его головой. Уши заложило рвущей болью. Похолодев от ужаса, Тверд замер в неизбывном животном страхе перед лицом смерти. Но спустя миг понял, что до сих пор остается целым и невредимым. Еще через мгновение догадался, что выцеливал стрелок вовсе не его.
Прока.
В том месте, где только что была голова гильдийца, теперь топорщился неряшливый скол в бревне. Раненый новгородец успел упасть набок — и даже ответил из своего «арбалета». Паливший в него тать тут же поспешил схорониться за той же необъятных боков бочкой, за которой притаился Тверд. Поверни голову да чуть наклонись —
