нитями и стянут рану, ведь я тогда пойму, что на самом деле люблю лишь роль Романа, а не его самого, и меня отпустит.
— Того, — голос Романа походит на шепот мертвеца, — кто чуть не убил тебя и Алину.
Он замолкает и не моргает. На белках глаз я вижу тонкую кровеносных сосудов.
Его ответ возвращает меня в прошлое, где мне больно и страшно, где я беспомощно лежу на кушетке, а меня успокаивает доктор с кривой улыбкой и подозрительным блеском в глазах.
— Нет, — шепчу я, но руку Романа все так же не отпускаю, — нет… я не верю…
— Да, — отвечает Рома.
И наконец медленно моргает, но в нем все равно мало жизни и много черной безнадеги.
Я мало что помню из своих родов, кроме криков, встревоженных голосов медсестер, а после — темноты, из которой я возвращаюсь слабым призраком.
А надо мной склонился не тот врач, который раздраженно требовал лучше тужится, а пожилая женщина с мягкой улыбкой. Она шепчет, что все хорошо, что я и моя дочки живы.
Тогда я не стала спрашивать, кто она — на это не было сил, а после новости, чтоя больше не смогу иметь детей, весь мир стал неважен. Реальность смазалась в мутные пятна на долгие месяцы.
— Что ты такое говоришь? — сиплю я, чувствуя, как пульсирует вена на запястье Ромы.
— Он был пьян, — тихо и ровно отвечает он. В глазах нет ни злости, ни паники, ни страха, ни сожаления. — И он выпивал, пока принимал твои роды. Я узнал потом, когда Алинке уже было полгода.
Он замолкает, решив, что сказал достаточно, а я стою холодная и молчаливая, как статуя.
— Ты не шутишь? — сиплю я и мои внутренности скручивает фантомной болью.
— Твои роды принимал пьяный врач, Лера, — сухо отвечает Роман. — Я бы не назвал это ласково ошибкой.
Опять долгая пауза. Мне кажется, я зависла в черной бездне. Не только жизнь с мужем была иллюзией, но и роды оказались ложью, в которой я не стала копаться — было слишком страшно касаться этого даже в воспоминаниях.
Пьяный врач?
Из моей груди поднимается отчаянный клекот. Пьяный мудак чуть не убил меня и мою дочь. Холодно, и желудок схватывает болезненный спазм.
Я решила поверить в бред “возникли осложнения” без лишних подробностей, а реальность оказалась уродливой и мерзкой.
Я попала в руки к пьяному подонку.
— И при последней нашей встрече он опять был пьян, — Роман не отводит от меня взгляда, — и у меня крышу сорвало, Лера, когда он икнул мне в лицо, — подается в мою сторону и шепотом повторяет, вглядываясь в мои глаза, — икнул. С отрыжкой. И даже не вспомнил меня.
Я разжимаю пальцы на его запястье, поднимаю руку, касаюсь его горячей щеки и чувствую его дрожь.
— Мне не было его жаль, когда я пришел в себя, — хрипит он, — и я не сожалею. Кстати, к тому времени его уже поперли из роддома. Тихо так, а новый скандал с мертвым младенцем спустя три месяца с твоих родов замяли.
Я выдыхаю через нос, и дрожь Романа перекидывается на меня.
— А с главным врачом… видимо, сработала та самая карма, Лера, о которой так любят говорить, — усмехается он. — у нее тормоза отказали…
— Рома…
— Это был не я, — говорит Роман, — либо карма, либо отец, который тогда потерял сына. Я не знаю.
Глава 56. Идем со мной...
Роман был тогда один с двумя девочками и с правдой, которая сейчас меня рубанула по голове топором.
И его тоже ударило.
Сильно, а я не знала и не хотела знать. Я лежала на кровати и смотрела в потолок, не мигая.
С другим мужчиной я бы потеряла дочерей и, возможно, не стояла бы сейчас живая со слабым сердцебиением.
Роман тогда выдержал удар, но душа у него треснула, и сейчас сочится из этой трещины черная слизь, которая может всего его заполнить.
Он еще держится, но он прав. Он на грани.
Я выдыхаю и обнимаю Романа, медленно и осторожно нырнув руками под его руки и мягко прижимаюсь к нему, прикрыв глаза.
Я обнимаю того Романа, который кормил Алину из бутылочки и убирал игрушки Вари. Того Романа, который мыл мне волосы и постригал ногти.
Того, кто упрямо боролся за меня и за дочерей, когда обычный мужчина умыл бы руки и ушел, потому что было тяжело, страшно и больно.
По щеке скатывается горячая слеза.
Я обнимаю Романа крепче и зажмуриваюсь.
Теперь я обнимаю Романа-чудовище, которое не позволило ему тогда сбежать и испугаться злобного оскала реальной жизни, в которой врачи пьют и губят жизни.
Роман выдыхает, и из него вырывается отчаянный хриплый присвист.
— Лера…
Он в ответ меня обнимает и зарывается носом в волосы, чтобы сделать глубокий вдох и новый выдох.
Мне кажется, что в этот момент наши души прорастают друг в друга еще глубже тонкой и прочной паутиной, которую можно порвать, но она вновь срастется, чуть изменив узор.
— Прости меня.
Шепот Романа обжигает меня отчаянной тоской и отчаянием, которое знакомо лишь тем людям, которые стоят на краю и понимают, что назад не вернуться и ничего не исправить.
— Всего этого не должно было произойти с нами.
Не должно было, но произошло.
Хорошенько так шарахнуло и раскидало в стороны, но любить мы не перестали.
Перестанем ли?
Излечимся?
Или еще хуже покалечим свои души в надрывных попытках отказаться друг от друга, забыть, перебить воспоминания новыми эмоциями и людьми?
Роман раскрывает объятия и отступает:
— Я пойду, Лер. Поздно Ложись спать.
Но наши взгляды вновь встречаются, и он медлит.
Я хочу, чтобы этой ночью он остался со мной.
Хочу до криков и расцарапанных до крови рук.
По глазам Романа вижу, что и он хочет того же.
Но…
Но одной ночи нам будем мало. Она пролетит быстро, и вновь вернется реальность, которая на сегодня нам дала небольшую передышку в откровенном разговоре.
Нам нужна вся жизнь.
Мне нужна жизнь с Романом, но для жизни с ним я должна быть смелой и сильной, ведь теперь в его судьбе есть Ива.
И мне
