позволить.
Помаявшись, Тереза вспомнила про Алисанту. Та вроде упоминала какие-то целебные травы. Увы, ее телефонный номер Тереза не знала. В поселке они не созванивались, ходили друг к другу запросто.
Она позвонила Хэнку. Разбудила, ну и фиг с ним. Главное, что он в доступе, а не в рейде где-нибудь за поясом астероидов. Хэнк был вежлив: раздражение проще выместить на собственной жене, это принесет существенно меньше проблем, чем если обидеть чужую. Мимолетное сожаление о потенциальной судьбе Лики Тереза также отмела в сторону. Хэнк продиктовал телефон деда Калле, и она тотчас принялась звонить тому. Старик вряд ли спит, постоянно бессонницей мучается.
Калле действительно не спал, а вот Алисанта спала. Старик разворчался, не желая будить свою душечку, Тереза еле его уговорила. Хвала небесам, как говорят тиквийцы! Бабка была в теме. Назвала нужные травы и на всякий случай описала, верно предположив, что Тереза может не знать тиквийских названий. Посоветовала еще какие-то капли, таблетки и полный покой. Едва поблагодарив, Тереза развила бурную деятельность. Заказала через интернет лекарства с немедленной доставкой, порылась в банках с закатанными с лета травами, нашла искомые, откупорила, тут же заварила.
К утру Ильтена отпустило. Слабость осталась, но одышка прошла, и боль прекратилась. Он полулежал, опираясь на две подушки, и Тереза поила его теплым чаем из любимой красной чашки с белым горошком.
— Со мной уже все нормально, — вымолвил он. — Ты поспала бы.
Она откинула волосы назад.
— Некогда спать. Надо выяснить, как дела у Эрвина.
И правда. За своими болячками происшедшее отодвинулось назад, а ведь он поперся в больницу именно узнать, что будет с Маэдо. И ответ врача его не слишком порадовал. Мало ли что могло измениться за эту ночь.
Днем искать обходные пути смысла не было: имелись приемные часы, и Тереза, как приличная женщина, вошла через главный вход и поинтересовалась, где можно увидеть господина Маэдо.
— Жена? — осведомился регистратор.
Довольно равнодушно, впрочем, и Тереза предпочла счесть этот вопрос риторическим. Скажешь, что да — соврешь, а вдруг вскроется, и ладно бы только ее, виноватую в обмане, пожурили, а что если у Маэдо из-за этого будут неприятности? Скажешь честно, что нет — и возникнет недоумение, а что она вообще здесь делает в таком случае. Поэтому она промолчала.
— Господин Маэдо еще не вернулся в сознание, — сообщил регистратор. — Если желаете, можете поговорить с врачом.
Конечно, она пожелала. Но разговор с врачом ничего конкретного не дал. Состояние стабильное, но плохое. От вопросов о характере ранения молодой доктор по фамилии Крид вежливо уклонялся — щадил слабую психику женщины, и не докажешь ему, что эта женщина ранений перевидала, может быть, не меньше, чем он. Прогнозов тоже старался не давать, суеверно опасаясь, что наобещает — и не сбудется.
— Я хочу его навестить, — потребовала Тереза.
— Вам не удастся с ним пообщаться, — возразил врач. — Он пока не пришел в себя.
— Я должна на него посмотреть, — уперлась она.
И доктор Крид разрешил, избегая скандала с чужой женой. Никто же не поверит, что она напористая, как трактор. Скажут, это он довел женщину до истерики. Пусть уж поглядит на своего мужа, авось капельницу не опрокинет. По умолчанию он считал посетительницу госпожой Маэдо. Так настойчиво и уверенно могут вести себя только жены.
Тереза поднялась на второй этаж, в палату интенсивной терапии. У дверей палаты дежурил вооруженный коп.
— Светлого солнца, госпожа Ильтен, — поздоровался он.
Она благосклонно кивнула. Значит, после покушения к Маэдо приставили охрану. Это правильно.
Она толкнула стеклянную дверь и вошла. Маэдо был совершенно неподвижен, облеплен датчиками, в руке игла. Но не так уж бледен: видимо, кровь для переливания нашли. Ильтен говорил, что повреждено легкое, но не помнил, правое или левое. А это важно. И не посмотришь, что там: суровая сиделка не позволит приподнять зеленую простыню.
Тереза оглянулась на сиделку. Ого! Она только сейчас осознала, что это женщина. На топчане в углу сидела крошечная седая старушка и, посматривая через очки на Терезу, вязала носок. Так вот они какие, больничные бабки, про которых рассказывала Алисанта.
— Светлого солнца, — неловко пробормотала она.
— И тебе того же, — отозвалась старушонка. — И мужу твоему, самое главное.
Поправить, что он не муж? А глобальный смысл?
— Как он?
— Да никак, дочка, видишь же. Ни жив, ни мертв. Ждать надо. — Спицы ни на секунду не прекращали двигаться. — И молиться, если умеешь. Не все умеют.
Тереза вздохнула. Она не умела. Не потому, что не верила в высшие силы — на войне неверующих нет. Но молиться — не ее стиль. Выступать просительницей она ненавидела.
— Ты, дочка, не волнуйся. — Нет, вовсе она не суровая, как вначале показалось. Это прямая линия губ и квадратный подбородок создают такое впечатление. Интересно, что за раса? — Я за ним пригляжу, как за сынком родным. Своих детей боги не дали, но под старость позволили о чужих заботиться. А устану — смену позову. Ты иди домой, отдыхай. Больница — место, где разный народ бывает. Такую, как ты, могут и умыкнуть, пока муж беспомощен, а когда хватится — поздно будет искать.
Тереза поджала губы.
— Пусть выкусят! Меня не так легко умыкнуть. Я завтра приду.
— Ну, как скажешь. — Бабушка неопределенно покачала головой. — А все ж одна лучше не ходила бы.
Тереза вышла обратно в коридор. Просканировала обстановку: никаких злоумышленников, одна живая душа — мент с парализатором, снова ей кивнувший. Бабка — явно трусиха вроде Лики.
Маэдо пришел в сознание на третий день. Тереза к тому времени так задолбала докторов и регистраторов, что ей позвонили и лично сообщили радостную весть:
— Ваш супруг вышел из комы.
Тереза чертыхнулась и виновато покосилась на Ильтена. Но он не услышал: динамик работал негромко.
За прошедшие дни Ильтен окончательно оклемался, и Тереза предложила:
— Рино, пойдешь со мной?
Он замялся. С одной стороны, надо бы проведать Маэдо. С другой же…
— Тереза, я не могу. Мне нельзя появляться в больнице, меня там узнают.
— И уложат обратно? Тебе бы на пользу пошло.
Впрочем, Тереза поняла, о чем беспокоится Ильтен. Идентифицируют личность — и здравствуй, медкомиссия. Что за вилы!
Может, оно и к лучшему, что он с ней не поехал. А то услыхал бы, как доктор называет ее госпожой Маэдо — чего доброго, заработал бы новый сердечный приступ.
Маэдо приходил в себя постепенно, в несколько подходов. Вынырнув из небытия первый раз, мозг быстро решил, что на этом свете как-то неуютно: больно и вообще хреново, — и отключился вновь.
