какого-то сгорбленного человека в саже. На нём было дырявое серое пальто. — что тут творится, к чему весь шум?
— Ты слепой или глухой? — ненормальный бросился к моей новой куртке и резко схватил её за воротник. — Наши дети, они пропали! — нищий затряс крепкую бурую ткань.
— Как пропали? У Всех?.. — я оглядел разгневанную толпу. Серые тени, неживые фигурки, работающие по десять часов в день с одним выходным в неделю, я не видел в них искр и чего-то знакомого на лице. Правильней будет сказать, что их лица пропали и передо мной собрались толпы негодующих манекенов.
— Да, дурень, у всех! — мужчина наконец отпустил мою куртку, но, похоже, ему надо что-то держать в руках, поэтому он схватился за свою фуражку. — Все пропали… ты понимаешь, улица пуста. Моя соседка не ругает своего шалопая за рваные штаны, а племянница не печёт пироги к вечеру… Это безумие, наш город проклят, проклят! — рабочий спрятал фуражку и схватился за остатки седых волос. — Проклят! — несчастный завопил на всю улицу. Некоторые подхватывали его ненормальные крики.
Я водил глазами по бегающим тут и там полицейским. Им было не до наглых детективов, подозревавшихся в убийстве, это точно. Впервые я видел на их праздных отъеденных лицах нескрываемую обеспокоенность и… страх. Толстые пальцы в перстнях судорожно держат блокнот, ручка выпадает из потных рук, а грифель карандаша трескается на маленькие угольки под напором изрезанной морщинами ладони.
— Непорядок. Непорядок… — повторил я, как самый дешёвый попугай с донельзя скучным репертуаром.
Я обходил рыдающих матерей и смущённых отцов, омертвелых бабушек и дедушек с бесконечной проседью. Впервые за долгое время меня посетило искреннее чувство стыда.
«Почему я так переживаю? Это не мои дети, а все эти люди не платили мне ни гроша. Я виноват только перед Крамером, и то, я уже знаю, кто выкрал его дочурку. Возможно, даже знаю, куда…»
Мой поток мыслей на секунду остановился. Знакомая широкая дорога почему-то всплыла в памяти эффектом дежавю.
— К чему бы это. — на всякий случай я огляделся по сторонам, чтобы не упустить что-нибудь важное. Но улица было глуха к моим немым просьбам показать то, чего так активно искал мой разум.
«Время остановилось, пыль перестала расти, дорогая карета в паре шагов от меня намертво застряла промеж неизвестной улицы… такой уж ли неизвестной?»
Я крепче вгляделся в брусчатку и здания вокруг. Левую половину домов я знал так, словно жил там сотню лет к ряду. А вот правую… она была гораздо новее, причём, с проведённым светом. Такие начали устанавливать не больше двадцати лет назад.
Я подошёл к правой половине домов и уставился на неё, как на новогоднее чудо.
— Что так пялишься, а? Хочешь купить? Так продам по рыночной цене, сговоримся. — брякнул мужик в кресле-качалке. Старый, весь покрытый проплешинами, с тростью в руках.
— Дедуля, а здесь раньше ничего не стояло?
— Конечно стояло, подозрительный человек с разукрашенной мордой! — разозлённо выпалил дед. Видно, он очень хотел сбагрить свой свинарник. — Роддом, первый в округе. Как сгорел, ему только лет десять исполнилось, новёхонький. Не хотелось на таком месте дом покупать, но что поделать. Сам понимаешь — цена маленькая, завод рядом, в паре шагов рынок, а до площади… — я больше не слушал мирное кудахтанье деда.
Следовало найти Чейза Крамера. Он должен оказать мне маленькую услугу.
Глава 15
Повсюду звенели гневные лозунги, лаяли транспаранты, беспомощно жужжали полицейские свистки. Улицы вдруг начали жить без ведома хозяина и закричали о себе во всю мощь.
Пока я бежал к дому Чейза Крамера, я натолкнулся на десятки разных требований, некоторые из них были и вовсе абсурдны: Требуем освободить барона Кобальта! Долой тиранию! Распустить совет! Эти безумные таблички гнали пинками, но они разрастались с удвоенной силой и говорили о себе в несколько раз громче.
Когда я подошёл к дому с 43 номером, мне окончательно промыли голову сотни различных крикунов. Данные ораторы легко отслеживали настроение народных масс и транслировали его своим охрипшим голосом, оплёвывая первые ряды, как бульдоги. Собаки с особым энтузиазмом подзывали к себе прохожих, тыкая в них длинным, скрюченным пальцем, и я часто становился предметом их странного желания найти собрата по духу.
Раньше я никогда не замечал, как люди ждут перемен. Толпы идут на огромные риски и убытки… и ради чего? Всеобщий сбор идиотов, настоящих глупцов. Что взбрело этим дуракам в их набитые сеном головы? Перемены — шиш, их скорее повесят на всеобщее обозрение и поглумятся во сласть, тыкая в подвешенный труп палкой. Не будет свободы!.. Я не верю. Отказываюсь верить в нищих, тупых как кайло людей, что не могут даже перемножать двухзначные числа.
Город стал одним опасным безумцем и с ним надо поскорее заканчивать. Скоро герцог введёт дополнительные войска и комендантский час. Борцам за свободу несдобровать, им утрамбуют голову в землю, а их детям пришлют грустную записку…
— Крамер, Открывай! — я забыл о правилах хорошего тона и начал лупить по двери, рьяно желая, чтобы она напрочь вылетела. — Немедленно открой! — Я бил, избивал ни в чём не повинную дверь и был нем к её скрипучим, визжащим просьбам. Так бы и рубил её кулаком, если бы она вдруг не открылась и не ударила меня по голове.
Бам! От удара по лбу я свалился на ступеньки.
— Что вам нужно? — вышедший на порог человек был явно не Чейзом Крамером. Какой из него Крамер, он даже не вышел на работу, негодник, и вместо этого пролёживал жирные смолянистые бока, растил колючую мерзкую щетину и пил, жертвуя сном и здоровым видом.
— Убирайтесь! Пошли прочь! — обнаглевший деревенщик пнул меня под ногу. — Валите, мистер детектив! Или вы пришли за оплатой? — какая едкая и противная ирония. — Тогда извиняюсь, как я мог забыть об оплате, нищий батрак с сталелитейного завода Ан-Рока, как я только посмел покуситься на вашу оплату! — Чейз рыдал. Разбитая ваза, порванный веник, топор без лезвия, абсолютно никчёмный и ненужный, жалкий настолько, насколько можно себе представить.
— Вот ваши деньги! — не успел я и отряхнуться, как в меня полетели мелкие монеты, коими не оплатить даже мой вечер, не то что полнедели работы. — Вы справились на отлично, все улицы сталелитейного ликуют! Слышите?.. — я прекрасно слышал галдёж людей и их тоскливые, рыдающие стенания. — Вот он, плод вашего интеллектуального труда, неподвластного простым смертным. Вот ваши старания! Все они там, рядом с полицией, ищут детей, которых никогда не вернут… идите прочь. Пошли вон, вам говорят! — Чейз попробовал
