только жена Лу подала ужин, все мысли тут же улетучились из головы Эдварда, оголодавшего до чертиков. Он, чуть было не накинулся на еду, с прытью и аппетитом гепарда, но вовремя остановился, вспомнив уроки этики капитана. Еж пользовался приборами, тщательно жевал, был сдержан и учтив, что, как он заметил по взглядам хозяев, всем очень понравилось. Ужин растянулся до самой ночи. Семья фермера бурно обсуждала ужасный неурожай в этом году, что еды едва хватит на пару месяцев, а мерзкий король забирает все больше и больше, и скоро весь урожай будет уходить только на налоги проклятому королевству.
За окном стемнело. Дождь, барабанивший по подоконнику и крыше все это время, затих. Ровно как и с закатом стихло пение птиц, сменившееся стрекотом сверчков. Глава семейства взглянул на часы и по-капитански скомандовал сыновьям готовить шхуну к отплытию. Все трое тут же ринулись исполнять поручение отца, а через некоторое время вернулся самый младший и доложил о полной готовности судна. Лу и Эдвард отправились в небольшой залив, недалеко от сада. Помимо шхуны Лу, в гавани ни стояло ни одного судна. Добравшись на шлюпке до корабля, ежи поднялись на палубу, где два старших сына, выполнявших роль матросов, тут же подняли якорь и резво опустили паруса. Шхуна медленно поползла вперед, из залива, огибая скалистый берег, по направлению к месту таинственной встречи. Остановив рыбацкую яхту рядом с галеоном капитана Грина, сыновья Лу сцепили корабли и притянули свой вплотную к "Сизокрылому", как обычно пираты цепляются для взятия на абордаж какого-нибудь торгового судна. Маленькая команда старика Лу поднялась на борт галеона, где их встречал какой-то незнакомый Эдварду еж. Капитана нигде не было видно, хоть и свет в его каюте не горел. Должно быть это и есть Бартоломео, подумал Эдвард, и когда Лу крепко обнял бравого моряка, он внимательно смотрел в его сальную, сияющую улыбкой морду, ловя его хитрый с прищуром взгляд. Заметив на себе столь пристальный взор, еж подмигнул Эдварду, не прерывая беседы со стариком. Вдруг, в незнакомце все стало узнаваемо. Этот глаз, неоднократно пронизывающий Эдварда своим взглядом, пока другой был закрыт черной повязкой, только сейчас повязки на нем не было, как и не было деревянного костыля вместо ноги, обе были целыми и невредимыми, сохранилось лишь легко узнаваемое прихрамывание, вошедшее в привычку. Мысли в голове юного ежа были настолько громкими, что он абсолютно не слышал, о чем говорят остальные. Не помня себя от смешанных чувств легкой обиды и приятного удивления, он ходил за ними по кораблю, помогая перетаскивать бочки с ароматной кукурузой на шхуну. Туда же были доставлены мешки с золотом.
– Ну что, теперь поплыли домой? – обратился Лу к Бартоломео. – Мама приготовила твое любимое блюдо, чувствовала, что ты приплывешь сегодня.
– Ты же знаешь, что я не ем так поздно, я поужинал на корабле, – улыбаясь ответил капитан. – Но вот от мягкой домашней кровати уж точно не откажусь. Только нам нужно будет найти еще одно спальное место для моего друга, – указал он на Эдварда, внутри которого заиграла тысяча колокольчиков от волшебного слова "друг", адресованного к нему. За одно мгновение, образ безжалостного пирата рассыпался как песчаный замок от ветра, и перед ним стоял добродушный еж, любящий сын, брат, и, как оказалось, друг.
Снаружи школы мистера Грибба послышались торопливые шаги. Ручка резко дернулась, дверь подалась вперед, и на пороге возник сам учитель. От неожиданности, сидевшие за столом преподавателя Герман с Бориком, замерли на месте, выпустив из лап большую черную книгу, которая с грохотом упала на пол. Оба ученика виновато опустили глаза вслед за ней. Мистер Грибб направил свой сердитый осуждающий взгляд на ежат, потом перевел их на упавшую книгу, и медленно зашагал в сторону стола.
– Ну и как это понимать? – недовольно спросил он.
– Простите нас, – пролепетал Герман после долгой паузы.
– Мы не хотели, – поддержал его Борик.
– Что вы вообще делаете в школе в выходной день? – немного смягчившись, поинтересовался учитель.
Вспоминая, как так вышло, ежата слегка ухмыльнулись, но почувствовав на себе тяжелый взгляд мистера Грибба, вновь жалостливо насупились.
Кто знает, быть может сама судьба привела их к оставленной на столе книге, раскрытой для всеобщего обозрения. Каковы были шансы, что в этот день, день, когда после проведения столь яркого праздника, вся деревня отдыхает, Герман проснется и, взглянув на часы, с ужасом решит, что проспал на учебу. Еще меньше шансов, что среди всего многообразия семьи Грей, не найдется никого, кто остановит его в этом намерении. А может его просто никто не успел заметить, ведь он так быстро собрался и пулей выбежал из дома, пока кто-то из членов семьи еще крепко спал, а кто-то в полусонном бреду расхаживал по дому. Такой же пулей ежонок добрался до дома Борика, и поскольку тому было не в первой просыпать, да и праздничный день у него вчера как-то не задался, то до школы летели уже две пули, причем одна из них по своим размерам больше напоминала ядро. Добежав до класса, ежата остановились, набираясь решимости открыть дверь к ожидающему их позору, но пересилив себя, были приятно удивлены безмолвию и пустоте, встречающих опоздавших ежат. Пройдя среди одиноко стоящих парт, с задвинутыми под них стульями, ежат вдруг осенило:
–Выходной! – воскликнули они в один голос, почувствовав невероятное облегчение и ужасное чувство глупости.
Сочтя глупую ошибку за подарок, они вальяжно прогуливались по пустому классу, изображая себя учителями, когда на столе настоящего учителя, поднимаемые сквозняком зашелестели страницы оставленной им книги. Словно ожившая, она манила к себе ежат, и когда те, не противясь чувству любопытства, сели за стол и раскрыли магически зовущую к себе книгу в черном переплете, то представшая перед ними история капитана Грина, увлекла их до самого прихода автора.
Ежата рассказали мистеру Гриббу свою историю и, по-прежнему не поднимая взгляда, сгорая от стыда, в очередной раз пролепетали слова прощения. Учитель, сохранявший все это время спокойствие, неожиданно хлопнул себя лапой по лбу и рассмеялся.
– А я то думал, я один такой глупец, – сквозь смех проговорил он.
Ежата удивленно переглянулись и засмеялись вместе с ним. Их смех прокатился по пустой аудитории гулкой волной, и когда учитель, а затем и ученики, перестали смеяться, смех все еще доносился откуда-то эхом. Или не эхом. Мистер Грибб задумчиво нахмурился, ежата недоуменно огляделись вокруг. Смех доносился из сумки учителя.
– Похоже, что у вас в сумке кто-то есть, – осторожно произнес Борик.
Смех затих, в сумке,
