– Когда это происходило, сестры теряли контроль над судьбой. Узоры сплетались без их участия.
– Почему, мама?
Вытянув руку, Маева поддерживает ладонью крошечную синюю ручку Лейды. Пятнышки света и тени пляшут на их коже.
– Потому что волшебство – настоящее волшебство – не поддается контролю. Оно просто есть. И знаешь, что сделали сестры?
Лейда задумчиво морщит лоб:
– Они сорвали плод с дерева? Как Адам и Ева?
Маева улыбается, ласково сжав руку дочери:
– Нет. Эта история гораздо старше. Сестры разделили миры, и они стали невидимыми друг для друга, каждый – в своем закутке времени. Люди больше не видели богов, боги не говорили с людьми. Они пытались общаться – молитвами и заклинаниями, рунами и песнопениями, – но контакт стал почти невозможным. Эти закутки времени сделались Девятью мирами, и в каждом из этих миров стали действовать свои законы, непреложные для их обитателей. Волшебство исчезло – или кажется, будто исчезло, – из мира людей.
Лейда роняет руки.
– Но это так грустно. Неужели нет способов его вернуть?
– Всегда есть какие-то тайные обходные пути. Помнишь, я говорила, что люди влюблялись в богов, а боги – в волшебных созданий? Их дети по-прежнему здесь. И дети этих детей.
– И дети детей их детей?
Маева берет в ладони крошечное дочкино личико.
– Да, именно так. Эти дети заключают в себе тайну магии. Секрет перехода в другие миры.
Луч солнца бьет прямо Лейде в лицо, и она на секунду зажмуривается. Луч сдвигается в сторону, пляшет в траве. Лейда указывает на него пальцем:
– Мама, смотри. Волшебство! – Быстрая, точно лисенок, она бежит следом за солнечным лучом на дальнюю сторону поляны.
Маева испуганно вскрикивает, и Лейда замирает на месте. Очень вовремя.
Маева уже рядом с ней, крепко держит ее за плечи.
Там обрыв.
Она отводит малышку подальше от края, а сама смотрит вниз. Ох… как все меняется при солнечном свете. В последний раз она приходила сюда глухой ночью. И ей было не до того: она рыла землю, искала в грязи. Она уже и забыла, как божественно прекрасна вода.
Солнечный свет разбивается яркими бликами по водопаду, словно сияющие самоцветы падают в чистое синее озерцо в окружении белых, оранжевых и желтых лилий и больших плоских камней. Пересохшая кожа Маевы зудит и тоскует по влаге, жажда встает комом в горле.
– Как красиво. Давай спустимся и посмотрим? – Глаза Лейды горят изумлением перед чудом. И надеждой.
Маева прижимает ее к себе, снежно-белая дочкина макушка едва доходит ей до бедра.
– Сначала ты мне расскажешь, как все происходит, – говорит она. – Твое волшебство. Как ты… становишься чем-то другим? Когда превращаешься.
Лейда обнимает ее еще крепче.
– Это не волшебство. Это я, просто я.
– Нет, дитя. Это твое волшебство. Ты и есть волшебство.
Лейда смеется:
– Неправда. Так не бывает.
– Поверь мне, Лей-ли, еще как бывает. Но ты не бойся, я тебе помогу научиться, как управлять этим… этим даром. Ты знаешь заранее, когда оно произойдет?
– Нет… Все происходит само собой.
– Нет никаких предупреждающих знаков? Никаких ощущений внутри?
Лейда закрывает глаза.
– У меня в голове что-то гудит… и в пальцах тоже гудит, на руках и ногах.
– Хорошо. Есть что-то еще? О чем ты думаешь перед самым превращением?
– Мне страшно, и я… хочу спрятаться. Хочу исчезнуть и стать невидимой.
– А потом? Ты действительно прячешься… исчезаешь? Входишь во что-то другое? В то, что ближе всего?
– Да, наверное. Я не знаю. Я не выбираю, во что превратиться. Я даже не знаю, во что превращусь.
Маева наклоняется к дочери. В ее сине-зеленых глазах столько правды, столько искренней детской невинности, что Маева на миг теряет дар речи. Лейда моргает. Грызет ноготь.
– Слушай меня, дитя. Ты должна научиться контролировать свои превращения. Для этого надо тренироваться. Выбираешь какую-то вещь и намеренно заставляешь себя ею стать. А потом так же намеренно снова становишься собой. Тренируйся, пока не начнет получаться. Иначе… нет, не хочу даже думать о том, что может произойти. – Она тянет Лейду за руку, чтобы та убрала палец изо рта.
– А что может произойти, мама?
– Ты уже большая девочка, поэтому я скажу тебе правду. – Маева делает глубокий вдох. – Ты можешь не превратиться обратно в себя. Можешь исчезнуть в одном из тех закутков времени, о которых я говорила. Застрять в том, чем ты стала. Оказаться в ловушке. Никто не будет знать, во что ты превратилась… я ничего не смогу… Ты можешь быть чем угодно и где угодно. Никто не узнает, где тебя искать. Ты потеряешься в другом мире. Может быть, навсегда.
Лейда глядит на нее, открыв рот:
– Я потеряюсь?
– Да. Как было сегодня. Я сама виновата. Нельзя было оставлять тебя одну на берегу. Что-то случилось с моей головой. Я вспоминала и одновременно забывала… – Маева беспомощно умолкает, не зная, как объяснить. Я сама почти ничего не понимаю. – Тебе надо учиться плавать, Лейда. Вода таит в себе опасность. Вода – это путь. Путь, ведущий в другие миры, если ты знаешь, как открыть проход. Почему я не подумала раньше? Почему я забыла научить тебя самому главному и, возможно, единственному, что тебе необходимо уметь, прежде чем мне придется… – Она запинается, не в силах договорить. – Я не хочу тебя потерять. – Она вновь умолкает. У нее кружится голова. Ей нужно столько всего рассказать своей дочери.
Море – мой дом. Мне надо вернуться домой.
– Я сама не хочу потеряться. И не хочу потерять тебя, мама. – Лейда неуверенно мнется, подбирая слова. – Я… я соскучилась по тебе. Мне так долго казалось, что ты куда-то ушла и тебя просто нет.
– Да, я знаю. Прости. Мне бы хотелось сказать, что я всегда была рядом. – Маева пытается улыбнуться, но в ее глазах блестят слезы, стыд встает комом в горле. – Но это будет неправда. Не совсем правда.
– А где ты была?
– Я потерялась в том, что было, Лей-ли. И в том, что могло быть… Но теперь я здесь, с тобой. – Она гладит Лейду по голове. Целует ее крошечную ладошку. – Мы вместе. И всегда будем вместе, несмотря ни на что.
Лейда улыбается:
– Я знаю. Мое сердце знает. Оно так счастливо, мама, оно прямо скачет от радости! – Она так крепко обнимает Маеву за шею, что та чуть не падает.
Маева стоит, держа дочь на руках. Ее сердце рвется на части. Прости меня, дитя… Мне будет так сильно тебя не хватать.
Лейда еще крепче сжимает объятия.
