и руки чесались пойти на новое задание, но теперь уже некогда. К нашему общему большому сожалению. Пока ехали, ребята хвастались своими достижениями. Я молча слушал, записывал «на корочку» и представлял, как это может изменять тактику боя. Ну берегись, нечисть! Дай только до тебя добраться.
В академию СГБ мы приехали за два часа до построения. Было достаточно времени привести себя в порядок, отутюжить парадную форму и начистить пуговицы и пряжки ремней.
Протрубили общий сбор. Да именно протрубили, у нас чтят традиции и призывную мелодию было слышно по всей территории академии не из динамиков. Со второго по пятый курсы уже стояли недалеко от плаца, когда вывели перваков, которые летом сдали вступительные экзамены, прошли курс молодого бойца и сегодня им предстояло принять присягу. Вокруг плаца с трех сторон стояли родственники перваков. Оркестр грянул марш Преображенского полка. Так сложилось, что он стал главным маршем нашей академии.
На плац по очереди вышли со второго по пятый курсы, в последнюю очередь своё место заняли офигевающие от масштаба мероприятия новички. Когда ректор академии, генерал-лейтенант Егор Иванович Рендаревский отдал приказ снять головные уборы, окружающая плац толпа родни охнула так, что эхо прокатилось по всем закоулкам. Родители впервые увидели своих сыновей, которым предстояло пять лет суровой учебы, бритыми наголо. В ответ на раскатистый «ох» последовало более раскатистое ржание старшекурсников. Когда-то и их родители так же охренели, увидев бритую голову дорогого сыночка. Девочек это правило не касалось, волосы были собраны в тугие хвостики.
После принятия присяги наступило время награждения преподавателей и студентов, вручения новых званий и знаков отличия. Я стоял себе в строю и думал о вечном, когда вызвали к награждению меня и моё звено. Это было так неожиданно, что я сразу не отреагировал и меня пихнул локтем стоящий рядом однокурсник.
Мы вчетвером вышли из строя и направились к Егору Ивановичу, который решил лично вручить знаки отличия достигшим второй ступени первокурсникам, теперь уже второкурсникам. Я спиной чувствовал завистливые взгляды недоброжелателей. Ну и завидуйте! Мы единственные, кто на летней практике после первого курса так высоко успели подняться. Один только минус, на тех, кто считается лучше всех, возлагается и повышенная ответственность. Теперь на всех кафедрах с нас будут драть три шкуры, чтобы мы во всем показывали пример для остальных. И ещё один минус, все будут точить на нас зуб за то, что мы показываем пример. Такая вот перспектива.
Когда наконец всё закончилось, ноги гудели так, что это можно было услышать. Мы переоделись в гражданку и вышли в город, отпраздновать начало нового учебного года и скупо оплакать окончание лета. Гуляли по паркам и скверам, осваивали аттракционы и ели мороженое, потом нашли уединенный трактир на отшибе и теперь решили отметить по-взрослому.
Был уже поздний вечер, я решил отправиться на свою скромную квартирку, чтобы забрать оттуда самое ценное и необходимое для жизни. Совсем съезжать я пока не собираюсь, но некоторое время поживу в общаге. О моем убежище теперь знают и прихвостни Эдика Альтенбургского, я не сомневался, что именно они тогда напали на меня по пути домой, и неизвестный соглядатай, принадлежность которого для меня пока оставалась тайной. Вполне возможно, что он от его папаши, но это ещё предстоит узнать. Так что более безопасно будет отсидеться некоторое время в общежитии академии. На территории пропускной режим и кого попало не пустят.
Таксист ворчал, как старый дед, пока катились по темным переулкам, и клял судьбу за то, что согласился выполнить этот заказ. Этот неблагополучный район он всегда старался избегать. Я на его стенания никак не реагировал, пусть ноет сколько хочет, лишь бы довез туда, подождал и привез в академию.
Машина остановилась напротив арки, я подкинул водиле купюру за ожидание и вошёл во двор. Сегодня здесь было особенно темно. Хилую лампочку над подъездом похоже разбило хулиганьё, но мне она особо и не нужна, я знаю каждую кочку и могу дойти с закрытыми глазами.
Сделал несколько шагов в темноту и всей кожей почувствовал чьё-то присутствие. Я остановился, закрыл глаза и попытался осмотреться с помощью сумеречного зрения. На адреналине у меня получилось гораздо быстрее, чем во время последних тренировок. Справа в углу я отчетливо увидел знакомый силуэт и уже собрался на него кинуться, как вдруг почувствовал, как в голову лезут незримые скользкие щупальца. Тело сковал паралич, я не мог не только сдвинуться с места, но и издать хоть какой-то звук.
— Ну что, Димочка, — хрипловатый незнакомый голос того самого соглядатая нарушил звенящую тишину. Он медленно приближался ко мне. — Попался, который кусался?
Глава 18
Силуэт с поднятым воротником подошёл ко мне и остановился метрах в двух, видимо он считал это безопасным расстоянием, чтобы ослабить невидимые путы и дать мне возможность говорить. Очень хотелось закричать и позвать соседей алкашей на помощь, но из горла вырвался только беспомощный хрип. Хватка ослабла, но совсем немного.
— А вот кричать не советую, — хмыкнул мой преследователь. — Да у тебя и не получится. Впрочем, если бы и получилось, твои соседи люди простые и мне ничего не сделают. Так что расслабься и давай поговорим.
— А зачем так-то? — задать вопрос у меня получилось только шёпотом. — Посидели бы в ресторане, поболтали за рюмкой чая, а то как-то не по-людски.
— Хочешь сказать, что я должен был позвать тебя в «Прагу» на ужин? — спросил незнакомец и тихо рассмеялся. — Ты не моя невеста и шансов на эту должность нет, у меня нормальная ориентация.
— Мелочь, а приятно, — прошипел я. — Хоть что-то нормальное в тебе есть.
— Что ты имеешь ввиду, гаденыш? — возмущенно выплюнул незнакомец. — Что всё остальное во мне не нормально? Ты понятия не имеешь, кто я такой и что из себя представляю! Надо было просто открутить тебе голову, не разговаривая, но мне нужно у тебя кое-что узнать и только поэтому ты ещё жив.
Так, насколько я понял, он должен меня убить. Значит его подослал не мой отец, он наследника вернуть хочет. Если он не от отца, а от нанимателя, который хочет моей смерти, значит его самого можно пустить в расход без зазрения совести. Осталось только найти способ освободиться от пут, но как я ни собирал волю в кулак, никаких изменений, могу только дышать и разговаривать шепотом.
— И какая же информация позволила мне жить
