его рука сжимается на моем горле.
Деклан с ревом изливается в меня.
Когда мы, обессиленные, падаем на ковер, и Деклан заключает меня в свои объятия, я задаюсь вопросом, чем закончится эта мрачная сказка.
Потому что она закончится. Так и должно быть. Единственный вопрос в том, кто останется стоять на ногах, когда стены замка рухнут — принцесса? Темный рыцарь?
Или, может быть, вообще никто.
Вернувшись на кухню, никто из нас не произносит ни слова. Деклан заканчивает готовить салат, перекладывает все в большую миску, берет вилку и ведет меня к обеденному столу. Он садится в кресло и осторожно опускает меня на пол.
Потрясенная, я смотрю на него снизу вверх.
— Я не собираюсь становиться на колени у твоих ног.
Глаза сияют, Деклан говорит:
— Странно, но похоже, что собираешься.
Он ждет, пока я решу, как мне поступить. Несколько мгновений я киплю, размышляя, наблюдая с безопасного расстояния, как мое эго закатывает истерику.
— Я просто хочу покормить тебя, — говорит тихо Деклан.
— Как хозяин, который кормит свою собаку объедками под столом?
— Нет, девочка. Как мужчина кормит свою возлюбленную. Если тебе это не нравится, вставай.
Деклан продолжает накалывать пучок салата на вилку. Затем он подносит вилку к моим губам, другой рукой придерживая мою челюсть, и смотрит на меня сверху вниз лихорадочным взглядом.
О, этот взгляд. Он заставляет мое тело дрожать. На меня никогда так не смотрел ни один мужчина. Жажда в его глазах такая жгучая, что может сжечь нас обоих дотла.
Я шепчу:
— Мы играем в опасную игру.
— Ты и половины ее не понимаешь.
Это его скелеты, о которых не говорит Деклан, но которые проступают за его фразами. Его призраки гремят своими цепями. Во что, черт возьми, я ввязываюсь?
— Обещай мне, что ты…
— Ага. Обещаю.
— Ты не знаешь, о чем я собиралась тебя попросить.
— Это не важно. Проси меня о чем угодно. Быть осторожным с тобой, быть честным с тобой, принести тебе чью-то голову на блюде. Я скажу тебе «да». Ты здесь не единственная, кто закован в цепи. А теперь открой свои прелестные губки и позволь мне покормить тебя. Тебе понадобится вся энергия. Скоро я захочу трахнуть тебя снова.
Он тыкает мне в губы вилкой. Уставившись на него со странным выражением смеси ужаса, восхищения и благоговейного трепета, я открываю рот и позволяю ему засунуть в него еду.
Наблюдая, как я жую, Деклан гладит меня по щеке и бормочет:
— У тебя красное лицо.
— Унижение так действует на меня.
— Тебя никто не унижает. Тебе поклоняются. Ты просто слишком гордая, чтобы заметить разницу.
— Обычно, когда мужчина боготворит меня, именно он оказывается в таком положении.
— Я не такой, как те, с кем ты обычно проводишь время. Это не обычная для тебя ситуация. Ни одно из старых правил не работает.
Я опускаю взгляд, избегая его взгляда. Он позволяет мне на мгновение, пока не теряет терпения.
— Поговори со мной.
— Мне не нравится думать о себе как о каком-то иррациональном существе.
Деклан точно знает, что я имею в виду.
— Ты можешь быть феминисткой и все равно хотеть, чтобы мужчина доминировал над тобой в постели.
— Глория Стейнем была бы так разочарована во мне.
— Глория Стейнем вышла замуж, девочка. Женщина, придумавшая фразу «Женщине нужен мужчина, как рыбе велосипед», в конце концов захотела иметь мужа. Это биологический процесс. Эволюционный. Даже самой сильной женщине нужен мужчина.
Я морщу нос.
— От твоих утверждений меня тянет блевать.
Деклан хохочет:
— Верно и обратное. Даже самому сильному мужчине нужна женщина. Мы созданы друг для друга.
— Как геи вписываются в эту гендерную философию?
— Они тоже созданы друг для друга. Дело не в том, что вкладка A вписывается в ячейку B. Дело в том, кто ты есть как человек. Что тебя возбуждает. Что тебе нужно. У всего на этом свете есть пара. Половина. Инь к Янь, свет к тьме. Именно когда мы боремся с этим и осуждаем это, мы сталкиваемся с проблемами. Открой рот. — Он подносит к моим губам еще одну вилку с салатом. Я слишком увлечена разговором, чтобы протестовать. С набитым салатом ртом я спрашиваю его:
— Как это возможно, что, несмотря на твой довольно пещерный подход к вещам, ты кажешься почти раскрепощенным?
— Может, и так. Неужели это так трудно понять?
— Это говорит человек, который приказал мне покинуть самолет с помощью базуки. Кстати, где ты взял эту штуку?
— Храню арсенал оружия на заднем сиденье каждого внедорожника. Никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться лишний автомат или ручная граната.
Я сухо отвечаю:
— Верно. Как глупо с моей стороны сомневаться. Нужно быть готовым. Чертов бойскаут.
Деклан снова смеется:
— Хочешь верь, хочешь нет, но так оно и было. Во всяком случае, ирландская версия. Я занимался разведкой в Ирландии почти до тех пор, пока не пошел в армию.
Удивленная этим лакомым кусочком информации, я удивленно приподнимаю брови.
— Ты служил в армии?
Он делает паузу, чтобы откусить кусочек салата. Это кажется преднамеренным действием с его стороны. Что-то вроде тактики избегания ответов на вопросы. Проглотив, Деклан просто говорит:
— Да.
Он не смотрит мне в глаза.
— Деклан.
Его настороженный взгляд встречается с моим.
— Мы можем поиграть в «Не спрашивай — не говори», если хочешь. Мы не обязаны делиться нашими историями из печального прошлого. Наверное, так безопаснее.
— Безопаснее?
Меня смущает его проницательный взгляд. Кажется, это говорит о том, что знает, что я отчаянно пытаюсь защититься от него.
— Я имела в виду умнее.
Изучая выражение моего лица, Деклан проводит большим пальцем по моим губам.
— Не закрывайся. Когда сказал, что со мной ты в безопасности, я не шутил.
— Хорошо, но только если ты не будешь закрываться от меня.
Деклан ласкает мое лицо еще мгновение.
— Разница в том, что ты не сказала, что с тобой в безопасности я. И это хорошо, потому что мы оба знаем, что это не так.
— Значит, это полное доверие работает только в одну сторону? От меня к тебе?
Его брови сходятся на переносице.
— Ты хочешь, чтобы я тебе доверял?
— А ты мог бы?
Наши взгляды прикованы друг к другу. Воздух потрескивает.
Его голос низкий и грубый, когда Деклан говорит:
— Если бы ты отдалась мне полностью. Если бы знал, что ты будешь верна мне так же, как своей подруге Натали. Тогда да. Я мог бы доверять тебе. Но если бы я это сделал, то это было бы всецело, включая мою жизнь. Я
